Союза оказались заброшены сотни агентов. Но, судя по всему, — так полагали в Лондоне и Вашингтоне — большая часть агентуры была ненадежной. Многие агенты либо сами сдались советской контрразведке, либо были ею перевербованы. Руководство ЦРУ и СИС не исключало также и наличия русских «кротов» в разведшколах, готовивших заброску нелегальной агентуры в СССР. Так или иначе, как бы загадочны ни были причины провала операции «Ред сокс», ЦРУ и СИС пришлось признать, что эффект от ее проведения оказался мизерным.
— Зачем нам укреплять столь слабо работающее подразделение?! — слышала от руководства СИС упреки в свой адрес мисс Парк. — Особенно после того, как свернута крупнейшая операция последних лет. Вы сами жаловались, что она отнимает у вас немало времени. Теперь его будет больше. Хотелось бы, чтобы прибавилось и позитивных результатов в работе.
Свободного времени, увы, не прибавилось. А позитивные результаты — они не приходят сами собой. Пришлось в очередной раз засучить рукава. Работать по выходным, привлекать к участию в отдельных операциях жен сотрудников посольства.
Полным ходом шла программа «Редскинз». Ей госпожа Парк уделяла особое внимание. Она строилась на использовании приезжающих в СССР англичан и американцев, граждан Западной Европы и даже стран «третьего мира». Их вербовали для сбора информации во время поездок по Советскому Союзу. Эта информация могла быть получена без нарушения закона. Для ее сбора не требовалось проникать на секретные объекты Советов или вербовать советских граждан.
Основные усилия московской резидентуры СИС и ее шефа госпожи Дафны Парк были направлены на постановку задач для приезжих. Запросы специалистов разведки о технических характеристиках объектов авиационной или ракетостроительной промышленности нужно было переложить в простые требования о визуальном наблюдении. Его можно было вести с поезда, самолета или автомобиля без использования каких-либо технических средств. Нужно было лишь запомнить цвет дыма из трубы завода или характер грунта у въезда на предприятие. Остальное додумывали специалисты-аналитики.
Не менее обещающей была и другая совместная с ЦРУ программа СИС, которой вплотную занималась московская резидентура английской разведки. С 1953 года успешно осуществлялась операция «Тревел фоулдер». В отличие от «Редскинз» эта программа была разработана не для туристов, а для официальных делегаций стран западного блока, приезжающих в Советский Союз. Специалисты разведки готовили так называемые «разъездные папки», откуда и пошло название программы. В них перечислялись интересовавшие западную разведку промышленные, военные и научные объекты, находившиеся на маршрутах поездок иностранных делегаций по Советскому Союзу.
Лондон периодически составлял и обновлял список требований различных заинтересованных служб по этой программе. Бродвей, 54 направлял его в московскую резидентуру СИС. Мисс Парк и ее коллегам надлежало на основе полученных запросов подготовить разъездные папки для членов приезжающих в СССР делегаций.
Программы «Редскинз» и «Тревел фоулдер» уже помогли ЦРУ и СИС закрыть множество информационных пробелов по Советскому Союзу. Всего три года назад, когда эти операции начинались, аналитики в Лондоне и Вашингтоне не имели ни малейшего представления о масштабах советского военного и промышленного производства. Теперь ситуация начала меняться в лучшую сторону.
Вот и в этот воскресный день мисс Парк рассчитывала разобраться с поручениями, полученными из Центра на прошедшей неделе.
9 апреля, понедельник.
Москва, площадь Дзержинского,
архивное управление КГБ
От одного только вида высоких и длинных стеллажей с массивными папками секретных материалов генералу Серову каждый раз становилось не по себе. Он не любил спускаться в архив — эту тюрьму государственных тайн и преступлений. Здесь за стальными решетками и тяжелыми замками хранились не только секреты карательной полиции, здесь были на века заключены исковерканные человеческие судьбы.
Генерала невольно передернуло от брезгливости, когда он ступил на заповедную территорию архивного управления КГБ. От нагромождения старых обветшалых бумаг в разрисованных шифрами и кодами казенных папках исходил смрадный запах барахолки. Серов не выносил этот гнетущий, затхлый запах прошлого. Ему казалось, что в нем замешаны людские стоны, пот и кровь замученных в застенках лубянской тюрьмы людей.
Он прекрасно знал, что в этом море бумаг были захоронены и его жертвы. Иначе бы не пришел сюда.
Вот уже более двух лет Серов регулярно появлялся в этом самом секретном архиве страны, чтобы проверить, как идут дела у его порученцев, поторопить их в работе, которой, впрочем, не было видно конца.
Двум десяткам бывших его соратников, недавних руководителей госбезопасности, были подписаны смертные приговоры за прошедшие два с небольшим года. Эти приговоры основывались на отобранных здесь документах и материалах, послуживших неопровержимыми доказательствами их вины.
В пятьдесят третьем были расстреляны сам Лаврентий Павлович Берия и шеф МГБ Меркулов, замминистра внутренних дел страны Кобулов и начальники отделов МВД Гоглидзе и Влодзимирский, министры внутренних дел Грузии Деканозов и Украины Мишак. Годом позже Верховный суд приговорил к смертной казни бывшего шефа госбезопасности Абакумова, начальника следственного отдела КГБ Леонова и его замов Комарова и Лихачева. В пятьдесят пятом были казнены шеф МГБ Грузии Рухадзе и его зам Церетели. Был расстрелян полковник госбезопасности Рюмин, ведший следствие по «заговору врачей». На очереди стояли дела шефа госбезопасности Азербайджана Багирова и трех его замов.
Серов проходил один за другим многочисленные охранные посты у различных отделов огромного архива. Щелкали затворы замков, стрункой вытягивались в приветствии перед строгим взглядом председателя КГБ вахтенные офицеры. Хмурый и суровый, генерал размеренно шел по казавшимся бесконечными коридорам архива, поглощенный в нахлынувшие на него беспокойные мысли.
«Зачем я занимаюсь этим грязным делом? — спрашивал себя Иван Александрович и тут же гнал эту мысль из головы. — А что мне остается делать? Другого-то выхода нет».
Волей нового руководства страны козлом отпущения за уничтожение миллионов людей был объявлен один лишь Сталин да горстка руководителей службы госбезопасности, верных помощников Берии. Серову было поручено обеспечить эту версию документальным подтверждением — фактами и материалами из архивов Лубянки. И председатель КГБ усердно трудился над выполнением задания Хрущева.
Но выходило так, что генерал ставил к стенке тех, с кем вместе проработал почти два десятка лет, с кем делил, как замнаркома НКВД, всю полноту ответственности. И, тем не менее, теперь он был судьей, а они — подсудимыми.
«Да, что ни говори, XX съезд партии все перепутал в умах людей…» — полагал Иван Александрович.
Сталин был низвергнут с пьедестала. Более того, осуждение его культа личности фактически перечеркнуло жирной чертой то главное, во имя чего он, Иван Серов, боролся всю свою сознательную жизнь, отстаивая дело великого кормчего.
Февраль 1956 года решениями XX съезда КПСС заставил даже его, опытного и бывалого человека, содрогнуться под давлением страшных разоблачений. Нет, они не стали для него чем-то
