скамейку у дощатого забора.— Здесь недалеко живет моя тетка.
Минут через пятнадцать они постучали в закрытые голубые ставни одноэтажного особняка. Открылась калитка, выглянула женщина.
— Кто там? — спросила она.
— Это я, тетя Клава,— отозвался парень...
На рассвете их разбудил мужской голос. Бледный, трясущийся хозяин дома предложил непрошеным гостям поскорее уйти со двора.
— Время такое,— мямлил он.— Вы чужие. Могут выдать. Семья.
Шведов молча выслушал его причитания, нахлобучил ушанку и первый покинул дом. На улице сказал:
— Ничего, найдем более надежных.
Их приютил родственник Александра Антоновича. Крошечная землянка стояла возле завода на левом берегу Кальмиуса. По утрам разведчики уходили на задание. Разыскивая Павла Волина по данному ему адресу, Шве-дов натолкнулся на старика-шахтера, который знал Волина.
— Убили Пашку,— сказал старик.— Труп выволокли на улицу. Охрану поставили. Однак ночью наши ребята. Утащили его. Схоронили тайно, неведомо где.
Шведов рассказал о своей неудаче Ященко.
— Не состоялась моя первая связь, тезка. Не состлась,— повторил он приглушенным голосом и спросил:
- А у тебя что?
— Видел у одного дома фанерный щит с нарисованным медведем.
— На пехотную дивизию напал. А не встречал это знака на капоте или передке автомашины?
— Не попадался.
— Нам бы с тобой на лису выйти. Она где-то здесь обитает. Это части армии Листа.
— По Первой линии легковая промчалась. Мне показалось, что на дверцах была волчья голова, — сказал Саша.
— С открытой пастью?
— Кажется.
— О появлении этого зверя нашим сообщить нужн немедленно,— проговорил Александр Антонович. Оскаленная волчья пасть с высунутым языком нарисована на штабных машинах ставки фюрера.
— Вот заразы! — не сдержался парень.— Точно изон бразили свою звериную породу.
— Наших подключить бы к разведке. Больше глаз — шире обзор... Скоро познакомимся,— сказал Шведов и вдруг странно притих, будто горло перехватили спазмы! Он сжал губы, нахмурился. В сердце ударила тревога о семье...
По вечерам они подбивали итоги своих вылазок. В списках уже значились фамилии изменников, занявши посты в местных органах власти, имена гитлеровских шефов военных и карательных органов. Для этого читал объявления горуправы и приказы военного коменданта, покупали газетенку «Донецкий вестник». Толкались на базарах и прислушивались к разговорам разношерстной толпы. Шведов подходил поближе к солдатам, появлявшимся среди торговцев и меняльщиков. Он понимал немецкий язык.
Уставшие за день, разведчики делились впечатлениями о виденном и слышанном.
На четвертый день пребывания в городе они пошли на Смолянку. Под терриконом шахты № 11 стоял приземистый барачного типа дом с несколькими пристроенными коридорами. Шведов направился к двери среднего коридора... В квартире висел острый запах жидкого мыла, потолком под плавал жирный густой пар. У плиты стояла женщина и мешала палкой какое-то варево в тазу. Она обернулась на стук двери и, выронив палку, испуганно воскликнула:
— Шура? Откуда?
— Вижу, помощников не ждала,— ответил Александр Антонович и улыбнулся. — Ну здравствуй, кума.
Женщина поспешно вытерла фартуком стулья и усадила гостей.
— Какая нечистая сила привела тебя? — запричитала она.
— Узнал, что по мыльной части промышлять стала. Может, в компаньоны возьмешь? Или есть уже кто? Уж не Тимофей Оленчук?
— А ты все такой же баламут,— отозвалась хозяйка. - Тут кровью сердце обливается... Жрать нечего, и смерть следом ходит. Тимка от нее прячется.
Александр Антонович подошел к своей куме, легко обхватил за талию и зашептал:
— Пойди, посмотри, дома ли он сейчас. А мы за тебя пошуруем.
Она возвратилась быстро, с порога сказала:
— Бог миловал, живой. И твои все целы.
Шведов мгновенно изменился в лице, побледнел. Саша впервые увидел в глубоких горячих глазах своего товарища такую невыразимую боль. Через секунду он встрепенулся, передернул плечами, словно сбросил неимоверную тяжесть.
— Ты нас не видела,— сказал раздельно и сурово.— Запомни, не видела. Обо мне никому ни слова. Даже моим. Я сам сообщу о себе.
На обратном пути не проронили ни слова. Лишь перед сном Шведов тихо проговорил:
— Пора переправлять сведения. Но прежде я должен кое с кем повидаться.
Он навестил двоюродную сестру жены Новикову, которая жила в поселке шахты «Пролетар». Дома оказался и ее муж Дмитрий — худой, сутуловатый мужчина лет тридцати пяти, постоянно носивший толстые очки в металлической оправе.
Александр Антонович послал Новикову за своей женой.
— Обо мне скажешь ей по дороге,— попросилон. Потом обратился к Дмитрию: — А ты чего нахохлился? Нашел себе место при новой власти?
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся тот. - Я в доброе время через силу работал из-за плохого зрения. А теперь — дудки.
— Правильно решил...
Мария Анатольевна вбежала в комнату в расстегнутом пальто и без платка. Откинула его на плечи е во дворе, задыхаясь от волнения.
— Сашенька... Родной мой,— зашептала она сквозь слезы.— Живой...
Новикова дернула мужа за рукав, и они вышли в другую комнату. Мария Анатольевна успокоилась, неотрывно смотрела в лицо мужа печальными глазами, словно не верила неожиданному счастью.
Он держал в своих огрубевших ладонях трепетны руки жены и слушал ее рассказ о детях, о матери и Надюшке. Им было трудно, голодно, опасно. Его серде сжималось от боли, но он ничем не мог помочь. Марии сказал самое главное:
— Я здесь по заданию. Прямо отсюда пойдешь к Тимофею и скажешь, что утром я буду у него. Нам предстоит большая работа. Но прежде я ненадолго уйду из города... Мусенька, мне задание дала партия.
— Саша, я буду с тобой,— отозвалась Мария Анатольевна.— До последнего. Вместе не так трудно... Что творилось в моем сердце в первое время! Думала, не выдержу. Немцы брешут — наша армия разбита. Расстреливают пленных и евреев... Некоторые испугались продались за жалкий паек. Работают в комендатуре, в полиции. Помнишь Васютина, своего соученика? Надел
