химии, пирожных, не нужных в хозяйстве вещей (автомобильных шин, игрушек, зонтиков, пляжных мячей, велосипедов, чемоданов и грилей, сковородок, посуды и постельного белья).
Фрукты и вино мы тоже в супермаркете не берем. Для этого есть фермеры.
Обычно фермеры торгуют чем-то специализированным: клубникой и яйцами, помидорами и персиками, вином и вином.
Овощи мы обычно тоже не покупаем в супермаркете. Потому что есть же овощные ларьки. И они гораздо приятнее булочных — там тебе рады, ты накладываешь себе в мешки все сам, что немаловажно, — молча относишь на кассу и с широкой улыбкой оплачиваешь покупки (еще сто евро). Зато в подарок дают пучки петрушки. Всегда. В каждом овощном ларьке Франции можно попросить себе бесплатной петрушки.
На овощах я во Франции глобально повернулась. Это могу сказать с полной уверенностью. Жизнь там поменяла мои пищевые привычки.
Я открыла для себя, что запекать можно все, что лежит в холодильнике и растет на грядке. И все это — вкусно.
Обычный наш ужин выглядел так: я кидала в емкость для запекания (большую емкость, я хочу сказать, по-настоящему большую емкость) картошку, батат, помидоры, морковь, тыкву, луковицу, лук-шалот, головку чеснока (все это можно не чистить — только помыть и порезать), баклажаны, круглые кабачки, репу, артишоки, спаржу и еще всякие зеленые луковые палки, которые продают только там, а у нас нет. Ну и мясо. Сверху все это можно припорошить розмарином, прованскими травами, лимоном, винным уксусом, кремом-бальзамиком, медом, солью, перцем и — готово.
На выходе у вас высокая кухня. Вкусная и полезная.
Секрет: вы можете запечь даже салат-латук. В масле, лимоне, винном уксусе и дижонской горчице. И это тоже будет атас.
По возвращении в Москву именно этого мне больше всего не хватало — бедность овощных отделов и полное отсутствие овощных ларьков.
Как-то уже после возвращения мы ездили в Париж на премьеру фильма «Дау», а перед обратным самолетом зашли в «Карфур». Кроме понятного набора сыров, колбас и паштетов мы положили в чемодан букет артишоков и три пачки жавелевой воды — это самая настоящая французская хлорка, которая у нас как-то повывелась.
Спасибо, что не взяли замороженное полено с соленой карамелью.
Кстати, про замороженные продукты и про пельмени — снова.
Однажды я решилась (отчаялась) и повезла с собой в Марсель пачку пельменей. Надо ли говорить, что в чемодане меня ждал один большой пельмень, который я смешала, раскатала и снова поделила на шарики. Сложила в коробочку и больше никогда не ела.
Глава тринадцатая
«Я нажала на курок, и он выстрелил»
Иногда люди долго не могут найти себе места. Мечутся между городами и странами, ищут себя. Мы думали про это и пришли к выводу, что есть города для души, а есть — для мозга. Один говорит, мой город для дела — Берлин, мои картины там лучше всего продавались, но сердце мое — на Крите.
Не знаю. Буду банальной. Мой город для дела — Москва, и в сердце — Москва, пока без изменений, но я уже верю, что они возможны.
Получаю сообщение: «Еду в такси через Сену домой. Боже! У меня нет никаких жалоб на Париж. Извините, я так рада, я дома!»
Поздравляю, пишу, значит, вы нашли свое место.
Ответ: «Место отличное нашла, это правда, мужика только нормального никак не найду!»
Где бы ты ни присел на дорожку: на месяц, год или десятилетие, твои страхи, комплексы и чаяния все равно с тобой. Никуда от них не уедешь.
«Я со всеми своими мужиками дружу, — говорит она. — Это мой бич, мой крест, моя травма. Достало ужасно. А все потому, что мы с первым мужем вместе росли, вместе уехали, вместе жили в бедности, вместе на что-то надеялись. Когда он ушел от меня, я решила, что буду не такой, как все бабы, буду особенной: ненавижу его, козла, ненавижу, мудака, но буду дружить — пусть поймет, что я не такая, как все, сильнее и выше этого. До сих пор дружим. С французами было сложнее. Как объяснить французу, что я хочу с ним дружить? Вот второй мой муж долго не мог понять. Но потом смирился. Сейчас у меня этих друзей… Иногда спасает. Лежишь в больнице, напишешь: принеси сигарет. Он придет — ну вино там, сигареты, яблоки. От французских мужчин, в целом, денег можно не ждать, но по мелочи помогают. Сейчас с очередным рассталась. Ремонт в его квартире сделали такой классный, теперь дружу. Не понимаю, вроде бы который раз уже, а все равно каждый следующий — больно».
Может, тебе снова с русским попробовать?
«Нет, это уже все, теперь невозможно. Мозг у них, конечно, иначе устроен совсем — у наших кривее, занятнее. Я и расстаюсь с французами, знаешь… Книги не те читают, вот это все. Но в сексе… Наши тираны. Им чаще всего на женщину наплевать. А французы такие любезные во всем, они прежде всего о женщине думают, борются за оргазм, причем желательно, чтобы она — чаще. Потому что они всегда живут в страхе, что женщина уйдет к другому, более ловкому любовнику. А русские мужики ничего не боятся, знают, что баб им всегда хватит».
…Свежие новости от друзей: в Марселе напали на британского фотографа. Он приехал, хотел поснимать в опасных районах, все нашел, все снял, остался доволен. Сидит в ночи на остановке (молодец!), ждет автобус. Тут к нему подруливают пацаны на мопеде.
— Это что это, камера у тебя?
— Камера.
— Давай.
Забрали и уехали. Он сидит в ужасе: ладно камера, но вся съемка, весь проект, а еще — чужая свадьба, подрабатывал. В общем, расстроился, ничего еще понять толком не успел, а они возвращаются.
— А у тебя ж и телефон поди есть?
Бедняга.
«А я вот помню историю тоже страшную. Ехал из Вашингтона в Нью-Йорк, решил взять автобус. Был у меня с собой один рюкзак, но там все: документы, деньги, по мелочи. Водила, страшный такой негр, в автобусе все негры, и я один белый…»
«Почему ты говоришь “негр”»? Надо говорить “черный”!»
«Ок. Водила, черный негр, говорит: с рюкзаком в салон нельзя — клади в багажник. Я положил, что делать, поехали. Три часа в пробке стояли, мела метель, в два часа ночи приехали на Манхэттен, и все вышли, а мне в Бруклин надо было, там у друга мастерская. И вот выхожу: вокруг разруха, промзона какая-то, ни одного фонаря, и водила мне говорит: ну бери
