– В начале двенадцатого.
– После того как его гости разошлись?
– Да, они ушли без четверти одиннадцать.
– В гараже с ним кто-то еще был?
– Нет.
– После того как гости покинули дом, видели ли его в чьем-либо обществе, в машине или вне ее?
– Нет.
– Действительно ли его застрелили там, где был найден труп?
– Нет, его застрелили в машине.
– Есть ли у вас дополнительные факты, указывающие на виновность миссис Хейзен? Не гипотезы, а факты! Например, видели ли ее около машины или в машине – за рулем или на стоянке на Двадцать первой улице ночью. Или, если верить вашей теории, когда она пыталась подложить в нее револьвер?
– Нет, других фактов нет. Я надеялся получить их у вас.
– Получите. Узнав, что миссис Хейзен посетила меня, вы, естественно, сосредоточили ваше внимание на ней, но, наверное, и остальных не забыли. Вы установили передвижение гостей после того, как они покинули дом Хейзена?
– Да.
– Можно кого-то из них категорически сбросить со счета?
– Категорически – нет.
Вульф прикрыл глаза, но тут же снова их открыл.
– Понятно. – Он сделал вдох. – Мне все это не нравится. И вы отнюдь не загнали меня в угол, как бы вам ни казалось. Я бы ничего не сказал вам и не испугался бы последствий, но существуют факты, которые я могу узнать лишь через вас. Я хочу понять, откуда у вас револьвер, который миссис Хейзен вчера оставила у меня. Если согласитесь…
– Она оставила у вас револьвер?
– Да. Я расскажу вам о нем и даже отдам, если вы посвятите меня в его историю, причем как можно скорей. Обещайте.
– Ничего не могу вам обещать. Миссис Хейзен обвиняется в убийстве. Если она оставила у вас револьвер, он считается вещественным доказательством в нашем расследовании.
Вульф покачал головой:
– Это вещественное доказательство в моем расследовании. У вас есть револьвер, из которого стрелял убийца. Почему бы вам не рассказать о нем?
Кремер помолчал и спросил:
– Вы расскажете мне, что она вам объяснила по этому поводу?
– Да.
– Давайте.
– Значит, вы мне дали слово?
– Да.
– Достань револьвер. Арчи.
Я подошел к сейфу и, присев на корточки, стал поворачивать рукоятку. Когда я в кабинете, то оставляю его открытым, но из-за шкатулки нельзя было рисковать. Я набрал комбинацию цифр, открыл сейф, вынул револьвер и снова запер его. Затем спросил:
– Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос. Какой марки ваш револьвер? Из которого убили Хейзена.
– «Дрексель», калибра 0.32.
– Этот тоже. – Я передал ему оружие. – Правда, «дрекселей» такого калибра миллионы.
Инспектор оглядел его и даже обнюхал. Я уже говорил, что это делается автоматически. Затем он открыл барабан.
– Из него вчера стрелял мистер Гудвин, – пояснил Вульф, – чтобы получить представление о пуле. Ее мы вам отдали.
Кремер кивнул:
– Понятно. Есть ли на белом свете такое, на что вы не способны! Может… А, ладно… Я вас слушаю.
Вульф продолжил рассказ. Это не доставляло удовольствия ни ему, ни мне. Но нам нужно было узнать о револьвере, а без помощи Кремера на это ушло бы много, слишком много времени.
Вульф опускал детали, но суть передал точно, упомянув все, что было до выпуска последних известий и после. Он не коснулся моей теории, почему она не могла убить мужа, но я не был на него в претензии. Это могло сбить Кремера с толку, чего нам вовсе не хотелось. Однако инспектор выглядел слегка растерянным: к концу рассказа Вульфа Кремер нахмурился, покусывая губу, в глазах появился огонек недоверия. Когда Вульф замолчал, Кремер некоторое время сидел, уставясь на него, а потом спросил:
– Что вы утаили в этой истории?
– Ничего существенного. Вы просили самую суть, вы ее услышали. Сколько времени понадобится, чтобы разобраться с револьвером?
– Я вас не понимаю. Она приходит к вам, рассказывает какую-то нелепицу, потом по радио сообщают о том, что найден труп ее мужа, а вы, узнав, что мы ее задержали, соглашаетесь на нее работать. Не понимаю. За вами такого никогда не водилось. Вы не обслуживали убийц. То ли вам просто так повезло, то ли еще почему-то, но факт остается фактом. Почему вы приняли ее предложение?
Вульф слегка скривил губы:
– Я спросил, что думает мистер Гудвин. Он сказал, что она невиновна. Его интуиция безукоризненна, когда речь идет о женщинах моложе тридцати. Сколько же времени понадобится, чтобы разобраться с револьвером?
– Не знаю. – Кремер встал. – Может, час, может, неделя. Гудвина я беру с собой. В окружной прокуратуре составят протокол. Полный отчет о разговоре с миссис Хейзен. А к двум часам я подошлю сюда человека, и он запишет ваши показания. Если я повезу вас с собой, вы только…
– Я ничего не подпишу. Я не обязан это делать. Если вы отправите ко мне человека, я не впущу его.
Круглое красное лицо Кремера еще больше покраснело. Но этим все и закончилось. Его остановили воспоминания о том, что происходило, когда он трижды привозил Вульфа в полицию. Инспектор запихнул револьвер в карман и сказал мне:
– Пошли, Гудвин. Ничего, разберемся.
Когда я встал, зазвонил телефон. Я снял трубку. Натаниэль Паркер. Голос расстроенный.
– Арчи? Нат Паркер. Миссис Хейзен задержана и обвиняется в убийстве. Значит, об освобождении под залог речи быть не может. Прежде чем увидеться с ней, я хочу поговорить с Вульфом. Мне надо знать, что она сказала ему вчера. Буду через двадцать минут.
– Отлично, – сказал я. – У него как раз соответствующее настроение. Приезжайте. – Я положил трубку и сказал Вульфу: – Паркер будет у вас через двадцать минут.
После чего двинулся в холл одеваться. Кремер следовал за мной.
8
За следующие девять часов у меня было немало возможностей обдумать происходящее. Сначала по дороге в окружную прокуратуру, в полицейской машине, затем из прокуратуры в отдел по расследованию убийств Западного Манхэттена, на Второй улице, а также в минуты ожидания, когда различные представители закона, в том числе и окружной прокурор собственной персоной, думали и гадали, что теперь предпринять.
Все запуталось до бесконечности в тот момент, когда помощник прокурора в три часа дня любезно разрешил мне воспользоваться телефоном. Я позвонил Вульфу. Разумеется, все игры велись вокруг револьвера. Кто, где, когда? Какой именно револьвер? Оба? Если Люси солгала, то насколько?
Из какого револьвера застрелили Хейзена – из того, что служанка видела в его спальне утром, или из того, что Люси принесла нам. Если первое, то Люси – лгунья, а также либо убийца, либо соучастница. Если второе, то кто его положил туда и когда? И еще – зачем? Беда не в том, что ответы отсутствовали. Их было слишком много. И большинство из них создавали у меня впечатление, что Люси одурачила нас.
