сегодня. Нам нужно. Мы как раз подходим к тому моменту, когда сможем покрыть наши накладные расходы и заработать на межсезонье. Этот сезон тяжелый — теплая вода оттеснила тунца дальше на юг, и мы приближаемся к его завершению. За последние три месяца мы превратили побережье в золотую жилу, выловив сотни тысяч фунтов длинноперого тунца. Но первые дни сентября уже позади, быстро приближается осень, и сезон подходит к концу. В этом году мы получили самую большую выручку, но все еще не выплатили нашу квоту, предоставленную компанией Snider Fish. Конечно, мы работаем круглый год, ловим в разные сезоны и различные виды рыб, но длинноперым тунцом мы зарабатываем крупные деньги. Нас произвел на свет и вырастил человек напротив меня для охоты на тунца. Это у нас в крови.
Папа сидит, откидывая со лба густые седеющие волосы.
— Я записал Атласа в школу.
Меня охватывает раздражение. Я говорил ему не делать этого.
— Папа, — стону я. — Тебе не нужно было этого делать. Я бы сам его записал, когда мы вернемся в Илвако.
Он наклоняется вперед, упираясь локтями в край стола.
— Я подумал, что Атласу следует остаться здесь. — Его взгляд смягчается. — Так будет лучше.
Ставлю чашку на стол с глухим стуком, мой голос звучит громче, чем следовало:
— Лучше для тебя или для него?
Отец напрягается и пренебрежительно пожимает плечами, но сохраняет зрительный контакт.
— Его воспитывает твоя соседка.
Это неправда, но мой папа так не считает. На самом деле Атлас провел первые пять лет своей жизни на рыбацкой лодке. Он научился плавать еще до того, как встал на ноги, и в год знал, как насаживать наживку на крючок. Только недавно моя соседка начала любезно присматривать за ним, когда мы с Бэаром отсутствовали долгое время. Я не хочу, чтобы моего сына воспитывали чужие люди, но, поскольку его мамы нет рядом, мой выбор невелик. Я должен зарабатывать на жизнь, и рыбалка — это единственное, что я умею делать.
Мой отец, как никто другой, должен меня понимать. И, может быть, поэтому он хочет сейчас заботиться об Атласе. Проводить с ним время, так как он не делал это с нами, когда мы были детьми.
— Ему здесь нравится.
Борясь с раздражением, игнорирую обеспокоенно выражение отца.
— В Илвако ему тоже нравилось, — отмечаю я и ставлю чашку на стол. — У него там друзья.
Когда я привез Атласа с собой две недели назад, то не планировал оставлять его со своим папой насовсем. Я понимал, что десять дней на рыбацкой лодке — не для пятилетнего ребенка. Мне просто нужно, чтобы кто-нибудь присмотрел за ним, пока мы с Бэаром будем охотиться вдоль побережья, пытаясь извлечь максимальную пользу из позднего сезона. И я не мог оставить его с Нией (моей соседкой), потому что она сказала, что больше не хочет меня видеть. Ее можно понять. Я не вел себя мило с ней после ее речи «Я хочу усыновить твоего сына», но опять же, я никогда не бываю милым.
— Атлас не может жить здесь постоянно.
Папа приподнимает бровь.
— Почему бы и нет? — поспешно спрашивает он. — Мальчики, я вырастил вас один.
Технически не один. Он сам вырастил Ретта. Нас с Бэаром, в основном, воспитывала мама. Но я подбираю слова, потому что знаю, куда может привести этот разговор.
— Потому что он мой сын и должен жить со мной в Илвако. Я привез его только для того, чтобы он мог провести время с тобой, но не оставаться здесь навсегда.
Он сосредотачивает внимание на чашке в своей руке.
— Линкольн, ты же знаешь, что я лишь присматриваю за ним.
— Я знаю, папа. — Замолкаю и провожу руками по волосам. — Она хотела, чтобы я его вырастил. — Отец замирает и поднимает на меня глаза. — Я. Хочу, чтобы Атлас жил со мной, а я не могу быть здесь.
Я не совсем уверен, что отец понимает, почему я не могу жить в этом городе, но он должен понимать. Потому что он тот, кто нашел ее.
И я снова думаю о ней, и меня это бесит. Я хочу забыть, что она вообще существует, но не могу, и после сегодняшней ночи я убедился, что этого никогда не произойдет.
ГЛАВА 5
Прокладка курса — планирование курса судна с помощью карты.
В моей голове полный сумбур. Я не могу собраться с мыслями, в которых прочно засел Линкольн, и обдумать то, что произошло между нами, но хотите знать правду? Я не могу перестать думать о Линкольне. Тону в мужчине, которого не могу забыть, я будто изменилась.
После трехчасового сна принимаю душ, а затем выхожу из ванной, наполненной паром. Это не отвлекает от парня, который захватил все мои мысли.
Позже иду в бар на свою смену, и все еще одержима им. От одной лишь мысли о его прикосновениях мое сердце трепещет в груди. Я не жалею о нашей связи. Не-а. Нисколько. Впервые в жизни я не осторожничала, и это было потрясающе. Я чувствую себя потрясающе. Так удивительно иметь секреты, которые, возможно, не смогу сохранить в тайне.
Лучи раннего послеполуденного солнца проникают в окна бара, морской воздух, как обычно, наполнен туманом.
— Я привела кое-кого домой прошлой ночью, — выпаливаю я, мое лицо заливается краской от этого признания. Мне не должно быть стыдно за свой поступок, и я не стыжусь, но мое тело как будто этого не знает.
Пресли перестает наполнять бутылки кетчупом и говорить свое надоедливое «упс» каждый раз, когда из бутылки выходит воздух с характерным звуком.
— Чтооо? — Она удивленно приподнимает брови. — Если ты скажешь, что это был Деверо, я выплесну на тебя этот кетчуп.
— Фу, это мерзко. Я бы никогда так не поступила. — Бросаю в подругу горсть бумажных соломинок и закрываю лицо руками. — Это был Линкольн Харди. — Замолкаю. Мне интересно, что она скажет.
Пресли едва может скрыть свою радость.
— Рыбак с татуировками, который сидел за четвертым столиком?
— Они все были с татуировками, — напоминаю ей, обводя пальцем трещины на краю деревянной барной стойки.
Пресли упирает руку в бедро.
— Ты знаешь, кого я имею в виду.
— Если ты говоришь о том, кто постоянно пялился на меня, то да, это он.
У нее отвисает челюсть.
— Срань господня.
— Я знаю.
А затем подруга не в силах сдержать свое любопытство, расспрашивает о подробностях.
— Это было хорошо?
Волна тепла разливается по
