Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
устроено.
В любом случае кота я стал звать Вельзевулом, потому что он весь черный и в глазах у него сверкают красные искорки. Короче, самый настоящий дьявол, который бродит по нашему дому в поисках какого-нибудь придурка, готового предложить ему мисочку кошачьего корма. Корма у меня нет, но его непрекращающееся мяуканье в ночной тишине меня нервирует. Я отправляюсь на кухню и, открыв холодильник, в задумчивости озираю жалкое зрелище: там всего три яйца, немножко ветчины, упаковка с пластинками плавленого сыра, молоко и бутылка вина. Выбор падает на ветчину и на молоко. Я сажусь за кухонный стол и бросаю ветчину моему другу: он расправляется с ней в одну секунду, но потом не двигается с места, глядя на меня просительными глазами.
– Мне жаль, котик, у меня больше ничего для тебя нет, придется смириться.
Я наливаю ему немного молока, а себе вина, и в процессе размышляю о том, что со стороны это выглядит довольно комично: я сижу среди ночи в компании зверя, и каждый из нас лакает свое пойло. К счастью, мое пойло гораздо вкуснее.
Вообще-то я бы не возражал быть котом: ведь кот никогда ни к кому по-настоящему не привязывается, кот сам «решает» любить – потому что, по сути, он в этом не нуждается и может спокойно находиться и один. Мне нравится тот, кто в состоянии жить, не доставая других до печенок. Точно, если мне суждено в следующей жизни родиться животным (что, учитывая мои многочисленные грехи, не так уж невероятно), я бы хотел быть котом. Я бы тоже нашел себе подходящую кошатницу, чтобы она носилась со мной и во всем угождала, и целыми днями шлялся бы в поисках какой-нибудь кошечки, за которой можно было бы поухлестывать. Я был бы одним из тех ободранных большеголовых и темноглазых котяр, что разгуливают среди мусорных баков подобно гепардам среди деревьев в африканской саванне. А вот Марино оказался бы персидским или сиамским котом – короче, одной из тех кошачьих пород, которые за сотни лет адаптировались к домашней жизни и теперь не в состоянии жить на улице. Персидскому коту потребовалось несколько поколений, чтобы превратиться в размазню, нуждающуюся в чужой помощи, зато Марино хватило всего одной жизни.
На лестничной площадке раздается глухой удар. Вельзевул на секунду оглядывается и тут же возвращается к своей плошке с молоком. Я поднимаюсь и выхожу в коридор.
– Сука, открывай!
Я смотрю в глазок и вижу его – того соседа, что распускает руки. Он колотит в дверь своей квартиры и сыплет проклятиями.
– Ах ты, стерва, быстро открой, а не то пожалеешь!
Похоже, что он пьян. Я должен что-то сделать, но если буду долго думать, то так ничего и не сделаю.
Я открываю дверь.
Он оборачивается и смотрит на меня так, будто увидел марсианина, выходящего из летающей тарелки.
– Это что значит? Разве так принято обращаться к женщине?
Я и сам хорошенько не знаю, что собираюсь устроить: действую по наитию. В некоторых случаях или ты полагаешься на собственное чутье, или ничего не выйдет.
– Какого хрена тебе надо?
От него несет выпивкой, и он мне кажется довольно разъяренным. Наверное, мне стоило бы закрыть дверь и вернуться к себе допивать вино, но мне не позволяет гордость. И потом, что за ерунда: у кого хватит духу поднять руку на бедного старика?
– Вы меня разбудили и теперь к тому же беспокоите вашу жену, вот что мне надо!
Он подходит ко мне вплотную и тяжелым взглядом уставляется мне в глаза. Потом, обдав меня смрадным дыханием, выражает свою мысль:
– Да пошел ты!
Марино на моем месте опустил бы глаза, попросил бы прощения и поспешил бы скрыться в своей квартире. Но на моем месте нахожусь я сам, а Чезаре Аннунциата сильно отличается от других стариков. Если кто-то наступает мне на ногу, я этого не спущу, пусть и с риском поплатиться за это целой бедренной костью. Так что я начинаю разыгрывать одну из моих классических сцен – из тех, что удаются мне лучше всего.
– Ах вы мерзавец, вы говорите с генералом армии в отставке. Извольте сбавить тон, а не то я сотру это идиотское выражение с вашего лица!
Он отступает, и я удовлетворенно усмехаюсь. «Генерал армии» – это работает всегда. Этот ублюдок собирается что-то возразить, но как раз в этот момент открывается дверь и на пороге появляется она. Парень вкладывает всю накопившуюся у него злость во взгляд, которым он награждает свою жену, и потом бросается в квартиру и исчезает за дверью. А Эмма остается на пороге и поворачивается ко мне. Я улыбаюсь ей, гордый собой, только вот дамочка, кажется, не слишком довольна.
– Что вам от меня надо? Не лезьте не в свое дело, вас никто ни о чем не просил! – И закрывает за собой дверь.
Я остаюсь на площадке с лицом, с которого еще не успела полностью сойти улыбка, потом огорченно вздыхаю и направляюсь в сортир. Мне приспичило помочиться – так всегда случается, когда я злюсь или волнуюсь. Я сажусь на унитаз, и появляется Вельзевул, чтобы потереться о мои морщинистые икры. Я обращаюсь к нему – моему единственному слушателю:
– А ведь я чуть не дал себя убить – лишь бы защитить ее! Я просто глупый сентиментальный старик. Нельзя спасти того, кто этого не хочет. За почти восемьдесят лет я все еще этого не понял!
Вельзевул смотрит на меня безучастным взглядом, потом решает не терять времени с выжившим из ума стариком, который разговаривает сам с собой, и начинает вылизывать себе лапу. Я всегда находил такой способ мыться просто гениальным: он не требует затрат, не загрязняет окружающую среду и не отнимает у тебя много времени. Только для этого нас должны бы были сделать очень гибкими и с цепким языком. Я часто спрашиваю себя, почему нас создали такими сложными: с какой стати нам потребовались все эти органы, сосуды, кровь, кишки, ногти, волосы? Неужели не было альтернативы попроще? И потом, почему нам нужно получать энергию извне – из воды и пищи? И почему нам необходим кислород? Разве нельзя было сделать нас самодостаточными? Это глубокий вопрос, и если, размышляя над ним, я просижу в туалете еще хоть немного, то кончится тем, что у меня онемеют ноги и, чтобы вернуться в кровать, мне придется вызывать спасателей.
Раздается звонок в дверь. Вельзевул стремглав прячется под диваном. Я смотрю на часы: сейчас четверть пятого. Ночка выдалась более оживленной, чем обычно. Наверное, это Эмма хочет извиниться, или, может быть, ее муженек передумал и решил начистить мне рожу. Я замираю посреди коридора и навостряю уши. В дверь снова звонят, коротким звонком. Злодей
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
