несколько баллад Высоцкого в вольном переводе на французский.
Д’Атос был впечатлен и попросил повторить все песни еще раз по кругу.
Я с удовольствием начал снова:
— … Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела утробно урча,
В грязь валились враги о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость…*
*Стихи Владимира Высоцкого для фильма «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго».
— Эх, шевалье, ведь жили же люди, — протянул задумчиво Атос, глядя в постепенно тускневшее небо, — страдали, любили, умирали. Рыцари! Могучие железные люди! Их жизнеописаниями я зачитывался в юности. Жаль, сейчас таких уже нет… скучно живем!
«Ну-ну, — подумал я, — и это говорит мне человек, чьим образом когда-то будут восхищаться миллионы людей по всему миру. Скучно ему!»
— А вот еще послушайте, — улыбнулся я и негромко начал петь: — «Невесте графа де Ла Феp всего шестнадцать лет. Таких изысканных манер во всем Провансе нет: и дивный взор и кроткий нрав, и от любви как пьяный граф…»*
*Слова Юрия Ряшенцева
Пока я пел, краем глаза поглядывал на д’Атоса, но тот слушал спокойно, никак не выказывая своих эмоций. Оно и понятно. Книжный граф де Ла Фер и мой новый знакомец Арман де Сийег д’Атос д’Отвиль — два совершенно разных человека с разными судьбами. Их роднило только одно: оба каким-то образом были связаны с миледи.
А вот Ив, с открытым ртом слушавший балладу, в конце разрыдался навзрыд.
— В омут и конец!.. — повторял и повторял он сквозь слезы. Чувствительная душа, простой нрав.
— Ладно, пора спать! — решительно оборвал я сентиментальную ноту. — Подкинь-ка веток в огонь, да подай одеяла!..
Так мы и жили эти дни в дороге, с каждым днем приближаясь к Парижу. Арман нервничал, оборачиваясь в седле на любой шум. Но никто пока не являлся по наши головы, и это тревожило его более всего.
Я же, наоборот, считал, что он преувеличивает опасность. Леди Карлайл, конечно, сильная и независимая женщина, настоящая фем-леди, которая легко сделала бы себе карьеру в двадцать первом веке, но что она могла здесь и сейчас? Армию, о которой твердил Атос, ей так быстро не собрать. И даже если она найдет и бросит нам вслед человек двадцать, то вероятность встретиться с ними на одной из дорог стремится к нулю. Мы ехали быстро, без особых задержек. Если нас и перехватят, то ближе к Парижу, но и там это будет сделать сложно. Так что я не волновался по поводу возможной засады, и все свои текущие мысли сосредоточил на предстоящих мне в столице делах.
И все же, на одиннадцатый день пути, когда мы практически пересекли Францию с юга на север, и до Парижа оставалось менее сотни километров, я изменил своему мнению и решил проявить осторожность.
Мы как раз проезжали окрестности Мелена, и я придумал план. Вкратце он состоял в том, что нужно было разделиться. Ив с лошадьми должен был следовать прямиком в Париж на адрес Перпонше и его таксо-парка, мы же с Атосом поплывем в город на лодке, которую наймем для этих целей в Мелене.
План этот был хорош всем. Никто из преследователей не знал Ива в лицо, и его вряд ли остановят, даже если он нарвется на засаду. Слуга ведет трех лошадей к господскому двору — обычная история. Для охраны от разбойников Ив получил два пистолета и прошел краткий курс по стрельбе. Главное напутствие, которое он получил при этом от меня: выживи, скотина, у нас еще много дел намечено на будущее!
Ив пожелания принял близко к сердцу, насколько возможно, и убыл по дороге в сторону города Париж, ведя в поводу двух лошадей. Надеюсь, доберется.
Мы же с д’Атосом спустились пешком к реке и вскоре отыскали человека, согласившегося доставить нас в столицу за умеренную плату в пятнадцать пистолей.
Арман начал было возмущаться столь высокому ценнику, но я молча потряс кошельком и выложил десять пистолей предоплаты.
Риск — дело благородное, но когда можно его избежать, то лучше не скупиться. Все что можно купить деньгами — лишь траты. Они восполнимы. А вот жизнь и здоровье — нет.
Лодчонка была шаткая и сомнительная, управлялась парусом и двумя гребцами, а наш капитан лишь сидел на носу и курил трубку, пуская в воздух облако вонючего дыма, словно настоящий морской волк. Вот только между моряками, что ходили по морям, и теми, кто предпочитал реки, была, что называется, существенная разница. Обе категории люто ненавидели друг друга, и за настоящих моряков не считали.
Еще недавно я сам хотел выкурить сигарету, но качество местного табака оставляло желать лучшего, так что я позабыл об этом желании до иных времен.
Пока же я устроился на носу, укрывшись пледом, а Атос — в единственной крохотной каюте, прихватив с собой бутылку вина, скоротать дорожку.
Наше судно тронулось в путь.
Воняло рыбой и водорослями, но мне было не привыкать. Я предчувствовал Париж с его мириадом гнусных запахов, как алкоголик ждет очередное заточение в реабилитационную клинику. Мне туда не хотелось, но выбора не имелось.
Лодка шла медленно, я созерцал природу вокруг — занятие, достойное настоящего сибарита. В основном, вдоль берега шли поля, временами встречались подлески, переходящие в густые обширные леса. Кому-то повезло здесь охотиться — зверья множества. Бей хоть оленя, хоть кабана, хоть зайца. Иногда я видел местную живность, выбредавшую к берегу попить воды.
Кстати, одним из главных критериев отбора моих новых владений, на который я обратил особое внимание мэтра Жиля, было как раз наличие охотничьих угодий. Какой барин без охоты? Прежде я не слишком-то любил это занятие, но тут сам бог велел. Так что я планировал наверстать сполна все упущенное в прежней жизни.
После полудня мы миновали Сенартский лес, раскинувшийся справа по курсу на многие километры вокруг.
Выждав еще часок, я спустился в каюту к Атосу. Мы приближались к Парижу, и я не хотел, чтобы случайный наблюдатель на одном из мостов заметил бы меня и опознал.
Лодку пропустили без досмотра — я специально дал пару лишних монет нашему капитану, чтобы он это устроил. И ближе к вечеру мы причалили к берегу недалеко от Бастилии — там был удобный и пологий спуск к воде.
Отсюда до жилища Перпонше было рукой подать.
— Где я смогу отыскать вас после, шевалье? — спросил на прощание Атос, подозрительно оглядываясь по сторонам. Он все так же нервничал, но все было спокойно, нами никто
