Книга Мой личный врач - Нора Дмитриева

Клочок розовой ткани, разбивший в пух и прах мою теорию явления покойной Машеньки ее свекрови, и организм, привыкший к ночным бдениям, заставили меня почти до рассвета, тупо глядя в потолок, выстраивать в голове какие-то логические схемы, которые, будучи не подкрепленными фактическим материалом, превращались в некий шизофренический бред. В результате чего я разозлилась и пообещала себе, что обязательно вычислю сволочь, которая вознамерилась пугать больную старую женщину, потому что в привидения, которые ухитряются цепляться одеждой за колючки, я не верила…

Утром меня разбудил Персик: он восседал на подоконнике и методично бил лапой по полиэтиленовому пакету с кошачьим кормом, требуя ранний завтрак.

– Слушай, имей совесть, еще только половина седьмого, потерпи, пожалуйста…

Персик осуждающе посмотрел на меня, но «музицировать» прекратил.

Я закрыла глаза и только-только стала проваливаться в дрему, как вдруг у самого уха послышалось требовательное «мяу» и мягкая лапка похлопала меня по носу. Не поддаваясь на провокацию, я уткнула лицо в подушку и натянула одеяло на голову. Где-то с минуту я блаженствовала в тишине и покое, пока по мне, словно по клавишам пианино, не стали скакать тяжелые лапки моего шестикилограммового котика, приглашавшего меня поиграть с ним в веселую игру «попробуй, поймай меня». Я категорически отказалась, Персик обиделся и свернулся клубком у меня в ногах. Но как только я закрыла глаза в надежде подремать еще, этот паршивец тихонько пролез под одеяло и впился мне когтями в пятку, притворяясь, что поймал мышь. Я взвыла и окончательно проснулась. Обрадованный Персик, распушив хвост и усы, прыгнул ко мне на грудь и, переступая с лапы на лапу, начал громко мурлыкать, для пущего эффекта ритмично выпуская и вытягивая когти, что было весьма чувствительно через тонкую ткань пижамы.

– Ты, Персик, обжора и эгоист притом! Вот возьму и отдам тебя на перевоспитание к Милочкиным башибузукам, и ты узнаешь там почем фунт лиха!

Персик, пропустив мимо ушей мои сентенции, презрительно муркнул, в грациозном прыжке преодолел расстояние между кроватью и подоконником и снова начал бить лапой по вожделенному пакету, требуя кормежки.

Я встала с кровати и подошла к балконной двери. Солнце, видимо, вспомнив свою прямую обязанность «светить всегда, светить везде», растолкало облака, брызнуло во все стороны лучами, и мир, хорошо прополосканный долгими дождями, засверкал, словно хрустальная люстра.

День обещал быть великолепным. И я подумала о том, что в принципе не так уж страшно, что отпуск я проведу не на Черном море, а в Подмосковье, в окрестностях города Технограда, в качестве сиделки госпожи Шадриной. И обязанности мои, если сравнить их с моей настоящей работой, настолько необременительны, что их вполне можно принять за отдых в хорошем пансионате, особенно благодаря выдающимся кулинарным способностям Люси-Люсьенды. А чтобы служба совсем уж медом не казалась, я, покормив кота, заставила себя часок поработать на пользу своей будущей монографии.

Ровно в восемь я выключила ноутбук и отправилась в комнату к подопечной. В кармане моей униформы лежал розовый лоскуток кашемировой шали, но я решила о нем умолчать и, если разговор снова зайдет о явлении покойной Машеньки ее свекрови, тупо придерживаться версии о том, что все это ей привиделось во сне, дабы не испугать пациентку еще больше.

Однако на эту тему Вера Дмитриевна больше не заговаривала. Видимо, изменение погоды благотворно подействовало на нее, больная заметно повеселела и не вспоминала о событиях прошлой ночи, чему я была очень рада. После гигиенических процедур и завтрака я объявила, что сегодня мы попробуем потихонечку вставать с постели.

Мое решение у Веры Дмитриевны особого энтузиазма не вызвало.

– Лиза, боюсь, у меня ничего не получится: я же на инвалидное кресло с кровати еле-еле перебираюсь.

– Вы просто не доверяете своему организму, а он рвется в бой, и вы уже вполне способны встать на ноги и сделать несколько шагов. Обопритесь на меня здоровой рукой, и давайте вместе попробуем.

Вера Дмитриевна сползла с кровати и, поддерживаемая мной, сделала пару неуверенных шагов по комнате, приволакивая больную ногу. В этот момент в спальню вошла Агнесса, став, таким образом, свидетелем нашего триумфа.

– Вера Дмитриевна, голубушка, надо же, вы на ногах! Какая же вы молодчина! – всплеснув руками, воскликнула домоправительница.

– Это не я молодчина, это Лиза заставила меня встать с постели. Сама бы я не осмелилась, – ответила Вера Дмитриевна.

Агнесса забеспокоилась:

– А это вам не повредит? Может быть, следовало сначала с Евгением Эммануиловичем проконсультироваться? Кстати, он как раз обещал сегодня к одиннадцати приехать.

Евгений Эммануилович, как я поняла, был тот самый академик, который лечил семью Шадриных и, видимо, пользовался в доме непререкаемым авторитетом. Я решила успокоить домоправительницу:

– Полагаю, лечащий врач не будет возражать, ведь чем раньше больные после инсульта начинают ходить, тем быстрее восстанавливаются у них двигательные функции.

Евгений Эммануилович, который явился с часовым опозданием, ссылаясь на жуткие пробки на дорогах, оказался высоким импозантным джентльменом лет пятидесяти с львиной гривой седеющих пышных волос, вальяжной походкой и холодными глазами навыкате. Он был облачен в шикарный костюм и благоухал дорогим парфюмом. Сопровождающая его Агнесса робела перед ним, как школьница.

– Ну-с, голубушка, Вера Дмитриевна, как мы себя чувствуем? – бархатным, хорошо поставленным голосом спросил он мою подопечную, прослушав пульс и поводив перед ее глазами золотой шариковой ручкой, вынутой из нагрудного кармана.