дома.
Она была одета во все черное, ее черные волосы были собраны сзади в пучок. Она начала бежать и уже через пару минут исчезла в долине, но через мгновение ее силуэт показался снова, когда она бежала вверх по холмам в сторону своего дома.
Я прислонился к забору и продолжал следить за ней, пока она не исчезла. Мои брови нахмурились. Люди редко приходили в эту часть виноградника. Король был строг с другими рабочими относительно того, куда они могли ходить — мой маленький кусочек поместья был строго закрыт для большинства.
Король всегда боялся, что кто-нибудь раскроет секрет нашего мерло. Так что в течение многих лет, здесь были только я и мой отец. Когда семь месяцев назад умер мой отец, остался только я.
Я не так уж сильно возражал против своей собственной компании. У меня никогда не было друзей, да и семья у нас была очень маленькая. Я видел свою тетю, жившую на Сицилии, только пару раз в год. Последний настоящий друг перестал разговаривать со мной, когда я был еще юн. И позже я пришел к выводу, что он дружил со мной только потому, что жил на той же земле и был одного со мной возраста. С тех пор сюда приходило очень мало людей.
Нико заржал, находясь в загоне. И этот звук напомнил мне, что я должен был возвращаться к работе. Но с каждым шагом, я только и делал, что прокручивал в голове последний час.
Это была герцогиня ди Парма. Та, на ком женится принц.
Несколько недель назад помощник принца собрал всех сотрудников и сообщил о предстоящей свадьбе. Я не знал, чего ожидать от герцогини из Америки, но уж точно не ожидал того, что она окажется такой… такой… Я вздохнул, проводя рукой по лицу. Затем, стараясь выбросить эти мысли из головы, вошел в амбар.
Дубовые бочки, в которых будет храниться новое вино, были сложены рядами и готовы к концу сбора урожая. Сейчас он только начался. Погода этим летом немного задержалась, поэтому виноград созрел позже. Если чему и учил меня мой отец, то это тому, что виноград нельзя снимать, пока он не станет абсолютно идеальным.
Я отстал от графика на неделю или две, но дополнительное время дало мне самые многообещающие гроздья винограда, которые мы получали за долгое время. А учитывая, что последний сбор, считался самым лучшим, я почувствовал, как пьянящий прилив возбуждения закружился в моей крови при мысли о самом превосходном вине, которое мог бы принести этот урожай. Это был первый год, когда я был совершенно одинок в этом начинании, никакого профессионального голоса, направляющего меня.
Это одновременно возбуждало и пугало.
Я начал опрокидывать ведра с виноградом в топчущую бочку. К шестнадцатому ведру мой желудок заурчал. Я отрезал кусок сыра пармезан и сбрызнул его бальзамическим уксусом. Так же взял последний кусок хлеба, который позавчера мне принесла Элиза. Она была экономкой в главном доме и женой одного из старейших виноделов поместья.
Она и ее муж Себастьян были лучшими друзьями моего отца. С тех пор как он умер, Элиза всегда заботилась о том, чтобы моя кладовая была заполнена едой. Особенно во время сбора урожая. Каждый октябрь в течение нескольких недель у меня мало или совершенно не было времени для сна, а такие вещи, как еда, уходили на второй план после приготовления вина.
Но я это обожал.
Я жил этим на протяжении года. Все вело к этому моменту. Это было то время, когда я был доволен всем. Именно тогда я чувствовал себя более живым.
Я снова осмотрел виноград, пока перекусывал, убеждаясь, что каждая ягода безупречна. Когда солнце начало спускаться по небу, я высыпал остатки винограда в бочку, остановившись только тогда, когда опустело последнее ведро.
Скинув свои ботинки и помыв ноги, я закатал джинсы и вступил в бочку. Виноград тут же начал лопаться, и полился виноградный сок. Стебли были твердыми под моими ногами, но они были необходимы для изготовления самых темных, глубоких красных вин.
Прошло много минут, превратившихся в часы. Когда виноград наконец-то был раздавлен, я почувствовал, как устали мои мышцы. Они болели так каждый день, когда я использовал свое тело по максимуму.
Я выскочил из бочки и помыл ноги. В течение нескольких часов мне удалось отжать весь собранный виноград, и процесс его брожения начался.
Я выглянул за дверь и увидел море звезд, сияющих на безоблачном небе. Луна висела низко, освещая воду из разбрызгивателей, которые поливали виноградные лозы. Это было световое шоу из серебряных нитей, зеленых листьев и красных ягод.
Положив руку на затылок, я вышел из амбара и плотно закрыл за собой дверь.
Нико и Роза заметили меня и немедленно направились в свой загон, зная, что их ждет. Я перепрыгнул через изгородь, схватил ведра с кормом и отнес в конюшню. Лошади тут же приступили к трапезе. Я так же наполнил поилки водой и положил в загон немного сена. Когда я вернулся назад, Роза стояла у меня на пути.
— Эй, красавица, — поприветствовал ее я, прибегая руками по ее ушам и шее.
Она стояла спокойно и неподвижно, как и всегда. Это благодаря моему отцу. Он умел обращаться с лошадьми так, как никогда не получалось у меня. Роза была слишком маленькой для моего телосложения, поэтому ей приходилось довольствоваться кордой32 и специальным обучением.
Когда Роза повернулась и направилась в свой загон, я почувствовал, как в моем животе образовалась дыра. Она выглядела такой одинокой и потерянной без моего отца. Как будто чувствовала, что с его уходом она стала больше не нужна. Мы использовали этих лошадей для работы в поле. Без моего отца Роза была потеряна.
И она, и я — мы оба.
Отец обучал ее выездке, каждый день проводя с ней время, следя за тем, чтобы каждое ее движение было идеальным и безупречным. Я был уверен, Роза скучает по выездке вокруг загона с моим отцом. У меня не было такого умения, чтобы как-то ей помочь. Волна вины поднялась в моей груди.
«Я просто обожаю лошадей. Когда-то я участвовала в соревнованиях…»
Я, моргнул, когда слова герцогини внезапно всплыли в моей голове. Я подумал о ее больших карих глазах и мягкой улыбке, когда она говорила о Нико и Розе. Вспомнил благоговение и грусть, звучавшие в ее голосе, когда она рассказывала о своей старой лошади.
Я посмотрел на свою обнаженную руку. По моей коже
