тот, по которому она пошла в России»[78].
Напротив, пришедшие к власти лидеры СДПГ не только поставили во главу угла борьбу с «красной угрозой», но и призвали на помощь германскую военщину, которая потопила в крови попытки установления власти рабочих и солдатских депутатов в Берлине, Бремене, Мюнхене. Из поражения германских левых в Москве были сделаны лишь тактические выводы. Никто из сторонников Ленина не решился поставить под вопрос идейные основы «мирового большевизма», освященные авторитетом вождя.
Использование военной силы для разгрома «спартаковского восстания» в январе 1919 года и убийство лидеров КПГ Карла Либкнехта и Розы Люксембург стало для большевиков лишним подтверждением того, что правовые механизмы являются лишь удобным прикрытием для буржуазной диктатуры классового насилия. В случае если речь зайдет о жизни и смерти, она не остановится ни перед каким кровопролитием для того, чтобы защитить свою власть.
«Правительство социал-предателя Шейдемана показало наглядно всему миру, что такое так называемая демократия. Буржуазная или соглашательская демократия — это такой политический строй, при котором лучших борцов пролетариата агенты правительства безнаказанно убивают и бросают в первую канаву»[79]. Бившие через край эмоции на десятилетия определили градус противостояния в рабочем движении европейских стран. Для российского читателя нагнетание страстей имело практическую цель — оно формировало образ врага, наделяло его демоническими чертами и сплачивало массы вокруг РКП(б), как единственной представительницы коренных интересов трудового народа.
Лидеры Коммунистической партии Германии Роза Люксембург и Карл Либкнехт
1910-е
[Из открытых источников]
1.4. Учреждение Коминтерна
Берлинское поражение ускорило процесс организационного раскола международного социалистического движения. Несмотря на то, что власть большевиков в 1918 году не раз висела на волоске, Ленин продолжал живо интересоваться состоянием дел в зарубежном социалистическом движении. В серии революций, произошедших в странах Центральной Европы после окончания мировой войны, не последнюю роль играли силы, ориентированные на повторение русского примера. Именно они стали ядром формирования коммунистических партий.
Получив в конце декабря первые номера газеты немецких коммунистов «Роте Фане» и австрийских — «Векруф», Ленин горячо приветствовал оба печатных органа, «знаменующих жизненность и рост III Интернационала»[80]. Посылка с коммунистической прессой, привезенная в Москву сторонником «спартаковцев» Эдуардом Фуксом, стала для лидера РКП(б) самым лучшим новогодним подарком. Напротив, сообщение о том, что английские лейбористы предложили партиям, входившим во Второй Интернационал, как можно скорее обсудить в Лозанне шаги к его возрождению[81], не могло не вызвать у него серьезного беспокойства. Ленин лично отредактировал обращение ЦК РКП(б), призывавшее все революционные силы Европы отказаться от участия в Лозаннской конференции «врагов рабочего класса, прикрывающихся именем социализма»[82].
28 декабря призывы и обращения были переведены в плоскость практических решений. В этот день Ленин и Чичерин обменялись записками, в которых был предрешен не только формат «международной социалистической конференции», которой предстояло превратиться в Учредительный конгресс будущего Интернационала, но даже сроки («очень скоро») и место его проведения — Германия или Голландия. При этом Ленин не настаивал на том, чтобы союз левых социалистов назвал себя «коммунистическим», этот вопрос должен быть решен на самой конференции[83].
Георгий Васильевич Чичерин
1920-е
[РГАСПИ. Ф. 159. Оп. 1. Д. 10. Л. 67]
По итогам состоявшегося обмена мнениями была выработана идейная и организационная платформа будущей организации коммунистов. Последняя должна была принять за основу теорию и практику большевизма, в нее могли войти только те партии, которые выступают за немедленную социалистическую революцию. Германский опыт побудил Ленина выдвинуть в качестве решающего критерия отбора партий для нового Интернационала их отказ от ограничения борьбы рамками буржуазного парламентаризма, а также признание советского типа власти единственно возможным в случае установления диктатуры пролетариата, ибо он «выше и ближе к социализму»[84].
Чичерин, оппонировавший вождю, высказывал сомнения в своевременности создания столь масштабной международной организации в условиях, когда компартии можно было сосчитать на пальцах одной руки. Столь же осторожную позицию заняла и Роза Люксембург. За несколько дней до своей гибели она сказала члену Правления КПГ Гуго Эберлейну, что в настоящий момент образование Коммунистического Интернационала представляется ей поспешным шагом.
Гуго Эберлейн
Декабрь 1922
[РГАСПИ. Ф. 491. Оп. 2. Д. 278]
В то же время она предложила ему отправиться на конференцию в Москву, чтобы лично изложить большевикам доводы немецких товарищей[85]. Карл Либкнехт, оппонируя Радеку на Учредительном съезде КПГ, также выступил против спешки, найдя весьма осторожный аргумент: «немецкий пролетариат пока еще не дорос до союза с российским пролетариатом»[86].
Гибель вождей и полицейские репрессии, обрушившиеся на КПГ после участия в неудавшейся попытке захватить власть в Берлине, могли только усилить скептицизм бывших «спартаковцев». Радек сообщал из Берлина в конце января, что они «не думают, чтобы в близком будущем можно было организационно чего-нибудь достигнуть»[87]. На неопределенное время был потерян главный союзник большевиков за рубежом, и создаваемое объединение коммунистов грозило окончательно потерять свой международный характер.
В. И. Ленин в Кремле произносит речь для записи на грампластинку
29 марта 1919
[РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 126]
Ленин оказался перед дилеммой: нужно было либо откладывать его создание на неопределенное время, либо ускорять этот процесс, идти буквально напролом, беря в расчет то, что создание генерального штаба мировой революции в далекой России, да еще без участия известных зарубежных социалистов, будет граничить с заурядным фарсом. Однако вождь российских большевиков никогда не отступал от задуманного. Выступая 20 января 1919 года на Всероссийском съезде профсоюзов, он в очередной раз заявил о том, что Коммунистический Интернационал уже фактически создан[88]. Дело было за формальной процедурой его учреждения.
Катализатором этого процесса стала инициированная лейбористами конференция, которая состоялась в Берне в феврале 1919 года[89]. Она была расценена в Москве как попытка «гальванизировать труп Второго Интернационала», однако, несмотря на заявления советской прессы о невыполнимости данного эксперимента, процесс восстановления контактов между ведущими социал-демократическими партиями Европы начался, и Ленин не мог его просто проигнорировать.
Его изначальные расчеты на то, что международную конференцию сторонников «мирового большевизма» также удастся провести в одной из западноевропейских стран, оказались чистой утопией. Послевоенная революционная волна быстро потеряла свою энергию, нигде кроме России политический переворот не перерос в социальный. С огромными трудностями несколько участников будущей конференции добрались в Россию
