разговора, однако упрямиться не стала.
– Да, я могу! – окинула взглядом его форму, и её щёки тут же смущённо порозовели. – Даже прямо сейчас, если вам надо на службу.
– Да, – обречённо признал Андрей, – очень надо. – Звякнул ключами на колечке: – Вы сами доберётесь?
Она уверила, что без проблем. Однако первые две остановки на автобусе они всё равно ехали вместе – Андрей на участок, а Оксана с детьми домой. Места́ им достались спереди: два двойных, лицом друг к другу. Случайно сталкиваясь взглядами, Андрей с Красновой скованно дёргали углами губ, обозначая дежурную улыбку, и, тут же отведя глаза, делали вид, что заняты своими мыслями. Но уже через пару мгновений снова встречались взглядами. И снова разбегались.
А вот Марина жалась к отцу и смотрела на Краснову не отрываясь. Исподлобья. И это его настораживало. До зуда на кончике языка хотелось прочитать ей нотацию о хорошем поведении. Ну или хотя бы просто попросить обойтись без баловства ближайшую неделю-полторы…
По дороге на опорный пункт всё не мог избавиться от непонятного ощущения лёгкости. Гонял его и так, и эдак, и наконец, пришёл к выводу, что это от того, что Краснова, хотя и отчитала его вчера, как мальчика, и даже убежала в слезах, но не обиделась.
Тут же напрягся. Нашёл, тоже, повод для лёгкости!
Во-первых, все её нотации и обвинения в его адрес были полным бредом, и если и обижаться – то ему на неё, а не наоборот. А во-вторых, снова всё нелогично. То, что сегодня, не ожидая встречи с ним, она снова выглядела по-человечески, прямо указывало на то, что вчера именно специально для него вырядилась так подчёркнуто вызывающе. Юбка эта короткая, маечка под которой… Кхм… Маечка, короче. Тоненькая, которая почти ничего не… Чёрт!
Почувствовал, вдруг, как припекает солнце. Приподнял фуражку, промакнул испарину на лбу.
Ну и что это? Попытка совращения? А цель? Да и потом – какой смысл было тогда так глупо завалиться на конфликте на почве детей, вместо того чтобы дожимать объект по прямому умыслу? Похоже на непредвиденный конфликт интересов.
Так что же ей всё-таки надо-то?
Пожалуй, это главный вопрос.
Но, положа руку на сердце, уж лучше бы она снова вырядилась, вот честно! Несмотря на естественную кобелиную реакцию тела, недельку-другую он бы перетерпел. Главное, что сама Краснова в таком виде не вызывала у него ничего, кроме раздражения. В отличие от сегодня, например, когда так и тянуло её рассматривать – каштановые волосы на плечах, румянец, опущенные длинные ресницы… А уж про то зелёное платье, слегка приоткрывающее коленки, лучше вообще не вспоминать. Тем более теперь, когда выяснилось, кто такая эта Краснова в прошлом. Девочка из подшефной школы. Но, как ни странно, именно их давнее условное знакомство и подогревало сейчас нездоровый интерес.
Ну вот и что это за наваждение – снова любимые грабли?
Он ведь однажды уже повёлся на такую, вот, молодую да раннюю. Познакомились с ней случайно через сестру подруги одного знакомого. И началось! Ирка проходу не давала, липла, как кошачья шерсть на шинель. Гордилась им, перед подружками хвалилась: вот какого ухажёра себе урвала – Милиционер! Уголовный розыск! А ему, дураку, лестно было, чего уж там. Ну и совратился на неё, восемнадцатилетку аппетитную.
Любовь ли это была, или нет, но она была ненормальная какая-то, как зависимость. И всё, что Андрей помнил о ней теперь, двенадцать лет спустя – свою патологическую тягу доказать, что он мужик «не хуже остальных» Как-то маловато для воспоминаний о любви, да?
Да и закончилось всё банально – залётом. Ну и штампом в паспорте. Всё по-честному, хотя и вопреки воле её родителей, непростых товарищей из верхов районной администрации. Они настаивали на аборте и дочуркино замужество восприняли как личное оскорбление, а поэтому, в воспитательных целях дали ей пинка под зад во взрослую жизнь. Из уютного родительского гнёздышка – да в съёмную комнатёнку «два на четыре» к новоиспечённому мужу.
Первые полгода ещё ничего, а потом началось: необустроенный быт, орущий ребёнок. Иркины упрёки, истерики, депрессии. Андреевы дежурства сутками напролёт, как спасение из дурдома и движение к самой важной для него на тот момент цели – получению служебной трёшки, чтобы было, куда семью перевезти.
…И обманутые совсем ещё по-детски глупые ожидания жены по поводу того, что эта квартира оказалась не новостройкой где-нибудь в центре, а простой «хрущёвкой», требующей ремонта, в их же родном районе…
Не тянул он её, золотую девочку, чего уж там, но признаваться в этом – как серпом промеж ног!
…Потом претензии в загубленной молодости и жалобы на скуку. Торжествующие улыбочки «родственничков», кидающих содержание на карманные расходы лично непутёвой дочери.
…К подружкам с ночёвками, в профилактории по одиночным путёвкам, пока Андрей с дочерью на отгулах в деревне у мамы…
Ссоры, примирения. Разбежались–съехались. И снова по кругу. Год за два, а то и за пять.
Второй ребёнок – по его настоянию, как отчаянная последняя попытка связать разваливающуюся семью… И диагноз «аутизм» на третьем году жизни сына – как приговор. Ну и Иркино бегство. Не развод, а именно бегство – циничное предательство собственных детей.
Доигрался, одним словом, с молодухой. На всю жизнь хватит! Но Ирка хотя бы на девять лет младше была – ещё куда ни шло… А Краснова – на четырнадцать! Четырнадцать!
Сумасшедшая молодёжь, что у них на уме?
– Андрей Иванович!.. – донеслось вдруг откуда-то из пучины раздумий.
Андрей оглянулся. Его догонял взмыленный помощник Петров.
– Фу-у-ух… Я вам от самого Галантерейного кричу… – упершись руками в колени, задохнулся он. – У нас там это, короче… Разбойное на почтальонку, которая пособия разносила. Сама не пострадала, а вот сумку забрали. Там, правда, денег уже почти не было, но бумажки, отчётность, квитанции и что там у них ещё… Фу-у-ух… Нападавших двое. Чисто навскидку, по описанию – вполне могут оказаться освободившимися из мест лишения. Я уже прошёл по трём надзорным адресам, там всё спокойно, не придерёшься.
И Андрей тут же переключился. Бывшая жена и Краснова с этим её зелёным платьем моментально поблекли и исчезли, как что-то совершенно незначительное.
– Молодец, Василий! Теперь давай ещё раз и обстоятельно – что, где, когда?
***
В общаге было сумрачно и затхло. Впрочем, как всегда. По коридорам гулял запах плесени, пригоревшей еды и нечистот. Откуда-то из дальних комнат доносился радостный голос Валерия Леонтьева: «Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! Все бегут, бегут,
