ничего не изменила в их жизни. Ну, по сути, так и есть. Они избавились от проблемы в лице моих сил. И только Рейни, обливаясь ливнем слёз, повисла на мне:
– Я буду писать каждые два часа! Час! Каждую минуту! Я буду скучать…
Чувствуя покалывание в глазах и носу, я быстро обнимаю её и ухожу в портал. Он смыкается за моей спиной. Та самая парковая аллея, где всего несколько дней назад я гуляла с Хиромантом. Я иду домой, но…
Что-то не так. Я ждала этого возвращения, ждала свою жизнь. Обычную жизнь. Ту, где я – Лилия Грановская, а не дочь беглой принцессы из королевства, где производят погоду. Но… Я уже не та Лилия Грановская. Я – дочь беглой принцессы. Нет. Я уже не смогу жить обычной жизнью, зная прошлое моих родителей, зная, что мы с братом открывали в детстве порталы. Зная, какие красивые бивни у слосорогов.
Я захожу в такой родной, но такой чужой дом. Чувствую такой родной, но уже чужой запах. Вижу такого родного, тёплого и радостного Хироманта, вьющегося у моих ног. Он меня узнал. А я его – не очень. Выходит мама. Она почти не изменилась с моего видения. Тут я поняла, что она подрисовывает себе морщинки, ведь канцелярцы не стареют. За ней выходит папа. Он в домашней кофте, но я знаю, что у него на спине есть шрам от стрелы. За папой выходит Арс. Его разноцветные глаза поблёскивают в сумерках коридора. Он отдаёт маме в руки вралуан.
– Кирро. Антоний. Канцелярцы, – тихо произношу я. Мама улыбается и мягко разворачивает меня к зеркалу. Из него на меня смотрит девушка, очень похожая на меня, но у неё волосы не чисто каштановые, которые я так люблю, но немножко покрасневшие, что тот час же пропадает, словно видение. А глаза… Серо-зелёные, больше похожие на цвет болотной тины, они вдруг сияют насыщенным зелёным цветом, словно майская листва или изумруды на маминых серёжках.
– Мы должны вернуться и отомстить, – произносит мама с угрозой в голосе, но тут же спохватывается:
– Ты не голодна?
– Очень хочу есть. Мам… А… Они же забрали мою силу…
– Нет, – мама качает головой, – ты с ней родилась, значит, она бесконечна. Даже после слития она продолжит существовать, но вне твоей оболочки.
Я сажусь за стол. Мой любимый плов… Но… что-то всё равно не так.
И я понимаю. Я понимаю, что чувствую эту силу. Она переполняет меня, давит на внутренние органы. Я чувствую сильный мандраж, и тут всё пространство кухни заполняется чёрно-алыми лентами с запахом догорающих угольков, глаза опять застилает чернотой, но я чувствую прикосновение к плечу. Арс сжимает моё плечо и улыбается.
– Успокойся. Не волнуйся. Тебе надо принять это. Просто принять, и это ощущение пропадёт так же, как сейчас пропало.
И я понимаю, что этой нарастающей тревоги нет.
– Как?.. – я смотрю на Арса, на маму, на папу. И Арс говорит:
– Моя способность – успокоение. Если поднапрячься, я любого могу ввести в транс или усыпить. Ты же обращаешь всё в пепел. Не сжигаешь, а именно сразу в пепел, без огня. Папа способен разрушить всё, что угодно. А мама… – он посмотрел на неё.
– Я не могу пользоваться своей способностью. Мой вралуан испорчен. Наверное, ты видела, как он почернел, когда я спасла папу. Та стрела была отравлена одним ядом… Этот яд… Он сливает канцелярцев с вечностью. Чтобы спасти Антона, я решила вобрать этот яд в свой вралуан. Теперь моя способность излечения ран и болезней переменилась на обратную – если я, например, пущу даже искру своей магии в папу, его ранения от пули и стрелы, а так же все царапины и порезы за всю жизнь вновь откроются. А если моя магия попадёт на человека, выбравшегося, к примеру, из лап рака, то из-за моей силы у него сразу же пойдут метастазы и он погибнет. Яд превратил мою магию в проклятие, поэтому мой вралуан хранится в подвале, в секретном отсеке. Я намерена вернуть его Далине.
– Интересный эффект, правда? – ухмыльнулся Арс. – Повезло, что на Земле вралуаны не нужны, но когда мы вернёмся в Канцелярию, придётся прикрывать маму.
***
На следующее же утро мы инкогнито прибыли в Облачную Канцелярию.
– Куда мы пойдём? – спросила я.
– В Тёмную общину, к принцессе Гиспер.
– В Тёмную общину?! – я прямо-таки остолбенела.
– Гиспер на самом деле моя давняя подруга. Только благодаря своей пронырливости она смогла избежать слития. Зоурин и Селеста этого не успели… – мама вздохнула и свернула в улочку, ведущую к кварталу отступников.
И вот он снова передо мной. Дворец Сатур Ньяс.
– Гиспе-е-ер! – мама кинула в окно небольшой камушек. Из этого окна вылезла светлая голова принцессы. Её лицо неимоверно вытянулось, но тут же пропало из проёма. Спустя секунд десять страшного грохота Шайн вывалилась из парадного входа и налетела на маму:
– Святые небеса, Кирро! Антоний! Вы живы! И… – тут она заметила нас с Арсом.
– Гиспер, это наши дети – Арсений и Лилия.
– Лиля… – в дверях замерла Сатур. Я чуть отступила за брата.
– Сатур! Прости, что без приглашения, но я посчитала, что похищение моей дочери орденцами – прекрасный сигнал действовать.
– Дочери?! Лиля, ты дочь принцессы Кирро?! – Сатур нервно хихикнула и пошатнулась.
– Я сама в шоке, если честно… – ну это конечно мягко сказано. Особенно я в шоке от того, что нам придётся жить в общине, потому что мама и Гиспер «лучшие подружки»! Так же я, которая наговорила гадостей Ньяс, вскрыла её комнату и спёрла вралуан. Похоже, у мамы будет приступ, если она узнает.
– Таки вы уже хорошо знакомы, верно? – просиял папа, обнимая Гиспер. Они ещё и втроём друзьяшки. Мне конец.
– Да, Антоний. Кстати, вралуан я вернула, – съязвила Сатур, исчезая в коридоре.
– Ах, что же это я, проходите! – Гиспер махнула рукой. Я поразилась. Мало того, что за считанные дни моя жизнь превратилась в хрен пойми что, так ещё и существа, которых я считала врагами, оказываются давними друзьями моих родителей… Ещё больше я выпала, когда увидела неподдельную радость и тёплое гостеприимство со стороны Шайн. Она сразу усадила нас за стол, налила чай…
– Я сейчас, – я вышла из-за стола. Это неправильно. Я обязана поговорить с Сатур.
Странно стучать в дверь, которую ты вскрывала позавчера.
– Сатур? Открой, пожалуйста… Надо поговорить…
Лязг замка.
– Входи.
– Сатур… Я… Ну, для начала извиниться, наверное, надо…
– И это что-то изменит? – обжигающе холодный взгляд. Я прямо-таки растерялась.
– Нет,