было больше простора, чем на море.
Янка Зитар как завороженный стоял на высокой круче в том месте, откуда дорога сворачивала вниз, к городу, и не мог оторвать глаз от южного горизонта. Как все-таки прекрасен мир! И как не любить эту землю, как не поддаться ее очарованию, если у тебя душа поэта!
2
В Бийске остановилось много латышских беженцев. Их можно было легко узнать по одежде. Серый домотканый костюм латышского крестьянина и черная шапка с блестящим козырьком настолько типичны, что вы его отличите среди тысяч людей, не говоря уже о других приметах. На родине их никто не замечал, а здесь они бросались в глаза самому ненаблюдательному человеку. Еще легче было узнать латышских женщин, ибо никто не носил так белые косынки и серые большие платки, как они.
В городе Зитары встретили несколько земляков и получили немало полезных сведений. Оказалось, что в обширном Бийском уезде живут не только латыши-беженцы, но и много старых переселенцев. В некоторых местах они организовали маленькие колонии; другие мелкими группами, по три-четыре семьи, были разбросаны в горах и тайге. Беженцам, желающим получить землю, следовало обратиться в переселенческое бюро — его возглавлял латыш. Бюро направляло приехавших на свободные и пригодные для заселения государственные земли.
Старый Зитар с Эрнестом немедленно отправились в это бюро. Оказалось, однако, что заведующий уехал по служебным делам на один из крупнейших участков и должен вернуться не раньше чем через неделю. Делать нечего — приходилось ждать.
Они переправились на пароме через Бию, отъехали на несколько верст от города и остановились в лесу. Парни на скорую руку соорудили из ветвей шалаши, капитан сложил женщинам очаг, и они жили тут несколько дней, как цыгане. Лошадей пасли по обочинам дороги, а продукты на себе носили из города — на этом берегу не было ни одной лавки. Каждое утро мужчины, исключая Карла, отправлялись в Бийск узнавать, не вернулся ли заведующий. Лагерем беженцев никто не интересовался. Только как-то раз подошел лесник и предупредил, чтобы с огнем обращались осторожно, а то после длительной засухи легко может возникнуть пожар.
Наконец, в середине следующей недели приехал заведующий бюро, и в тот же день вечером капитан вернулся со всеми необходимыми документами: Ближайшие свободные земли находились на расстоянии двух дней езды от Бийска, но и там уже все лучшие участки были заняты; остались только трудные для обработки или плохие земли. Поэтому Зитар подыскал другое место, в тайге, к югу от города. Лет десять тому назад там поселились первые латышские семьи; а прошлой зимой и весной туда уехали многие беженцы. Образовалась настоящая латышская колония. Земля в свое время считалась собственностью самого царя, а поэтому должна быть особенно хорошей и плодородной. Эрнест, правда, хотел поселиться в районе Телецкого озера, но на этот раз с его мнением не посчитались.
Наутро они отправились в путь. Отдохнувшие старые клячи усердно тащили возы в гору. Справа, за Катунью, вырисовывался на небосклоне темный горный хребет, одно из северо-западных ответвлений Алтая. Местные жители говорили, что до него шестьдесят верст, а возможно, и больше. Наши путешественники за два дня не смогли объехать его первую, самую большую гору — она оставалась почти в том же положении, как в начале пути. Казалось, горы передвигаются вместе с путешественниками. Без всякого перехода они, словно острова, вдруг поднимались рядом с гладкой Катунской степью, и взорам едущих открывалась далекая равнина, вплоть до подножия гор. К югу постепенно и волнообразно поднималась возвышенность, и каждая следующая волна была выше предыдущей, достигая наибольшей высоты у границы Монголии, где сверкали на солнце покрытые снегом вершины Чуйских Альп. Это было настоящее скопище гигантов, дикий хаос скал. Посреди них возвышалась Белуха. Человек, едущий по дороге, несколько дней видел перед собой эти горы, но они продолжали оставаться далекими, недосягаемыми, словно убегали все дальше, делаясь с каждым днем выше, обманывая и маня путника кажущейся близостью.
Дорога шла по долинам быстрых горных рек. Склоны гор заросли кустарником, лесом. Здесь все цвело и радовало глаз богатством красок. Берегами рек завладели черемуха, калина, рябина, дальше темнели стройные стволы пихт с мягкой серовато-зеленой хвоей и золотистыми кистями шишек, кругом расстилались заросли шиповника и разных цветов, все это увивали усы хмеля. Человека пьянили запахи дикого сада природы. А птицы! А роскошные пестрые бабочки! Маленькие лесные жители — белки и полосатые бурундуки! Возня их слышалась всюду. Голубовато-зеленая утренняя заря, пылающий закат и грозный шум, доносящийся с горных вершин и предвещающий бурю! На горных пастбищах паслись стада гладких племенных кобыл, не знающих, что такое упряжь.
Этому краю была присуща дикая, первозданная красота.
«Я не поддамся никаким чарам, как бы красивы они ни были, — думал Янка. — Меня не прельстят ни золото, ни цветы. Душе моей непонятна чужая красота, так же как непонятны прекрасные стихи на незнакомом языке».
Так решил он, младший сын капитана Зитара, слушая, как братья и сестры восхищались красотами окружающей природы.
На третий день после выезда из Бийска произошла неожиданная встреча. Переночевав на берегу какой-то речки, беженцы еще до рассвета пустились в путь и с восходом солнца въехали в узкий овраг, из которого дорога вела на широкую отлогую возвышенность. Вокруг расстилались луга и поля, засеянные хлебом, а сразу же за оврагом начинался деревенский выгон. Уже совсем рассвело, но на дне оврага царил полумрак, лучи солнца туда не добирались. Беженцы ехали молча; по мягкой, влажной от сырости дороге тихо катились смазанные накануне колеса. Миновав заросли кустарника, свернули на небольшую поляну. Вдруг лошади испуганно зафыркали, и в тот миг Янка, который всегда шел впереди подвод, тихо воскликнул:
— Волки!
На дне оврага рядом с дорогой валялся громадный мертвый бык. Он лежал на боку, брюхом к дороге. Между ребрами у него зияла огромная рана. Брюхо было распорото, и все внутренности лежали на земле. А около них, засунув головы в зияющее отверстие и откинув в сторону пышные хвосты, копошились два волка, терзая зубами добычу. Звери не слышали приближения подвод и продолжали пиршество. Их серый мех был испачкан кровью жертвы.
Карл достал винтовку и вставил в магазин патроны. Но выстрелить ему не удалось: волки, наконец, почуяли запах человека, пятясь, вылезли из брюха быка, одним махом перескочили овраг и скрылись на горе.
Вдруг оттуда донесся испуганный крик.
— Ой, волки! Помогите!
Вскоре показалась подвода. Испуганная лошадь неслась галопом вниз с кручи. Увидев лошадей Зитаров, она замедлила бег, и, когда поравнялась с подводами беженцев, седоку
