нет. Отсюда кризис в психологии».
Очень может быть. И все же я считаю, что кризис в психологии из-за того, что ученые заняты не тем. Именно это и отражается в приведенном мною замечании: модели целого нет, иными словами, нет цельного образа того, что представляет из себя психологическая наука, – таково высказанное мнение.
Это не так, если заглянуть в суть явления. Психология как сообщество уже родилась и прекрасно устоялась. Суть ее существования – постоянное брожение и борьба за места. И там, внутри себя, она прекрасно устроена с точки зрения целей, которые движут учеными. Каждый из них знает, чего он хочет внутри науки и как этого добиться. Даже если добиться не получается из-за помех и открытого противодействия других ученых, он все-таки знает и цель и как к ней идти. У психологии нет цели, связанной с внешним миром. Поэтому-то она и не знает, какую модель предоставить внешнему миру, чтобы он мог судить по ней о психологии. Внешний мир тоже очень разный, и психологическое сообщество изготовило несколько образов себя для разных сообществ внешнего мира. Но все они – не более как щит, позволяющий изобразить деятельность во имя человечества для внешних наблюдателей. Это лишь стены крепости, которыми психология от нас закрылась, а сама чем-то там внутри с наслаждением занимается…
Для того, чтобы появился цельный образ психологии, должна быть заявлена цель, которая нужна людям всего общества. Иначе говоря, психологии надо заявить, что она может сделать для людей. Вот тогда у любого человека появляется возможность сказать, нужно это ему или не нужно. Соответственно, нужна или не нужна ему такая психология. А затем, когда будет найдена цель, которую общество признает стоящей, тогда любой человек сможет судить, ведет ли психология к этой цели, помогает ли эта наука, как соответствующее орудие, как инструмент, прийти к этой цели лично ему. Если я смогу судить о качестве инструмента, то я могу сказать и о том, что в нем лишнее, а чего недостает, а значит, появляется возможность достроить науку до цельности. Пока же повисает вопрос: зачем научная психология непсихологу?
В дополнение к сказанному – еще одно наблюдение. Самым лучшим из доводов в пользу научности считается «объективность» исследований и полученных результатов, что видится одним из основных положений научной парадигмы. С психологической точки зрения это привлекательно тем, что делает ученого неуязвимым, выводит из-под критики: Это не я! Я тут ни при чем! Такова природа вещей! Я не виноват!
Детский страх оказаться виноватым, безусловно, просматривается в научной парадигме, начиная с Декарта, который вообще был подвержен патологическим страхам перед наказанием за свои сочинения со стороны церкви. Тот же страх сквозит и в принятом в научных сообществах способе писать о себе как о «коллективе» – «мы» вместо «я». За «мы» легче спрятать уязвимую личность.
В этом смысле Майкл Коул являет собой пример психолога, которому надоело достигать общественные цели, и он, наконец, решил заняться настоящей целью науки – поисками истины. И это сразу повело к смене парадигмы и созданию самостоятельной научной дисциплины, во многом противоречащей основным согласиям психологического сообщества.
Суть всех приведенных выше примеров для меня заключается в том, что при сопоставительном исследовании научных, культурных и психологических парадигм нам придется обращать внимание не только на то, что заявлено, но и на то, как заявлено. Иначе говоря, на психологию того, кто писал, а не только на созданный им в расчете на самого недоброжелательного читателя неуязвимый текст. А научные тексты отнюдь не для тех, кого любят, и не для тех, кто любит автора! Думаем мы при их написании о тех, кто будет нас избивать, называя это научной критикой. На мой взгляд, для психолога «слабости его теории есть слабости автора», если перефразировать старинную мудрость.
Попробуем еще раз дать определение парадигмы, уточнив его при этом.
Парадигма – это основной набор согласий научного или иного сообщества, предложенный открывателем нового пути для объединения или уже объединяющий единомышленников-соратников, то есть своих.
Полная парадигма редко бывает приемлема для всего сообщества, поэтому из нее выделяется основной образ, который становится Стягом сообщества и принимается всеми членами сообщества не просто на веру, а как символ веры, как некое основание, оспаривать которое для своих недопустимо, потому что это будет рассматриваться предательством. В этом смысле «научное» сообщество является «политическим» или «военным», потому что задача его – собрав под своим стягом как можно больше бойцов, завоевать все «научное пространство», то есть мир, для того, чтобы «в своем мире жить спокойно и неуязвимо».
Соответственно, все «начала» и «основания», по которым достигаются парадигмальные согласия, не являются истинными, то есть соответствующими действительности этого мира. Они всего лишь допущения, предположения, то есть гипотезы, признаваемые аксиомами данной науки, что, с психологической точки зрения, есть не более чем условности или договоренности. Методы же, которые на этих «основаниях» разворачивают способы познания, соответствуют не природе мира, а природе человеческого мышления.
Пока это все касается естественнонаучной парадигмы, все еще не так страшно, потому что постоянно проверяется и выверяется технологией, то есть прикладной частью науки, соотносящей ее с жизнью и действительностью. В отношении же психологии переход на естественнонаучный метод означал полный разрыв со своим предметом, то есть «субъектом», следовательно, и невозможность обнаружения ошибок. Иначе говоря, академическая психология без связи с прикладными дисциплинами окажется отмирающим тупиком, условностью или «фантомом человеческого мышления». Эти вытекающие из определения понятия «парадигма» мысли прослеживаются в любых существующих школах психологии. Это означает, что вопрос об иной психологии встает не только потому, что имеются не охваченные академической психологией психологические поля.
Почему я так много внимания уделил определению понятия «парадигмы» и психологии сообществ? Потому что хотим мы того или не хотим, но любая новая научная дисциплина все равно будет создаваться сообществом единомышленников. Иначе ее судьба – умереть вместе с создателем. Психологические законы жестки. С ними ничего не поделаешь. Следовательно, единственное, что у нас есть, это – создавать новую науку, осознанно избегая уже известных ловушек, а для этого выбрать такой стяг, такую высшую цель сообщества, чтобы она без лицемерия и лжи совпадала с заявленной целью науки.
Но с чего начать? Как это мне видится, начинать надо с возможно более полного описания явления, которое называется КИ-психологией. Культурно-историческая психология, как показал ее М. Коул, разбивается на две части – предысторию метода и современную (двадцатый век) КИ-психологию. Соответственно, и описание распадается на эти две части. Одна, назовем ее Введением в общую КИ-психологию, будет посвящена истории и становлению общих КИ-подходов.
Вторая
