двух сотен голов.
— Но ведь угонщики, надо думать, знали, что по эту сторону Изгороди ночуют фэнсеры?
— Конечно. Но они знали также и то, что иной раз стадо и само вдруг снимается с пастбища и перекочевывает на новое место. И нет в том ничего необычного, Эд. Да я и сам не обратил бы на это никакого внимания, не услышь звяканья цепных пут, накинутых на конские шеи. Совсем как у наших верблюдов.
Он указал рукой на неподвижно лежащих на песке животных. Обычно, если путы не нужны, оба конца цепи скрепляются вместе и надеваются на шею вожаку.
— Не знаю уж, на шее какой из лошадей болтались эти самые путы, у вьючной или у заводной, которую угонщики брали на всякий случай. Темно было, и я ничего не мог разобрать, а бежать к Изгороди да пялиться на них, чтобы и меня, не дай Бог, заметили, этакую радость я, извините, в гробу видал. Какое мне дело до всей этой истории! Не мой же скот-то, в конце концов!
— Так ты говоришь, это было в ночь с девятого на десятое июня?
— Около двух часов ночи. Но время неточное, так — навскидку. И темно было — хоть глаз выколи. На небе — ни звездочки.
— А у тебя что, часов нет?
— Да я на них и не поглядел, — махнул рукой Каланча. — С чего бы это я стал время засекать? Пусть из Квинамби хоть весь скот уведут. Мое-то, в конце концов, какое собачье дело? Нет, подальше надо держаться от таких приключений! И тебе хочу посоветовать, Эд, — всегда держись правила: чего не знаю, о том не тужу!
— А быстро они гнали стадо? — поинтересовался Бони.
— Не то чтобы вскачь, но довольно быстро. Я думаю, угонщики хотели быть у колодца еще до рассвета. В это время там не бывает ни одного человека. Для Джека и его людей — слишком рано, и фэнсеры тоже позднее за водой приходят. Ясно, угонщики хотели еще затемно напоить животных, а потом сразу же гнать их на юго-восток, чтобы к рассвету оказаться подальше от Изгороди.
— А в датах ты не путаешься?
— Обижаешь!
— Ну, тогда, значит, они должны выехать из Квинамби примерно через восемнадцать часов после Мэйдстоуна, пройти через ворота и пересечь дорогу по ту сторону Изгороди.
— Полностью согласен, Эд.
— Но ведь ты, кажется, не считаешь, что эти угонщики имеют какое-то отношение к убийству, или…?
— Нет, я так не считаю, — ответил Каланча. — У них одно было на уме — как можно быстрее стадо отогнать. Ведь свяжись угонщик с чем-нибудь, могущим возбудить интерес полиции, и не видать ему удачи, как своих ушей. И потом, на пути к колодцу они с Мэйд стоуном столкнуться никак не могли. Я думаю, что к тому времени он был уже мертв.
— Значит, ты полагаешь, что об этом угоне скота нам следует спокойненько позабыть?
— Совершенно верно, — в голосе Каланчи послышалось облегчение. — Чуешь, какой дух аппетитный идет от нашей тушенки? Еще чуть-чуть, и будет готова.
Он добавил немного муки, чтобы соус стал погуще, и снял котелок с огня. Тушенка удалась на славу.
После еды обходчики стреножили верблюдов и, растянувшись у костра, снова продолжили беседу. В разговоре Каланча упомянул Нуггета, и Бони тут же задал ему несколько наводящих вопросов, чтобы услышать его мнение об этом человеке. Оказалось, что Каланча оценивает Нуггета весьма невысоко.
— Терпеть не могу этого Нуггета, Эд. Он задавака. И болтун, каких поискать. Я слышал, что он давно уже якшается с полицией, а сам знаешь, всякий порядочный парень этих ребят сторонится. Нуггет утверждает, будто, когда случилось убийство, находился где-то посередине своего участка. К верхнему же его концу — сюда, значит, к этим воротам — он подошел лишь через день после прибытия полиции. Он пробыл здесь два или три дня и даже принял участие в поисках следов. Все, конечно, окончилось безрезультатно, потому что в те дни, как назло, налетела буря и все замела песком.
— Ты часто с ним здесь встречался — ну, так вот, случайно, как мы с тобой?
— Нет. Очень редко. Уже несколько месяцев прошло, как мы в последний раз оказались тут в одно и то же время. И вообще мы с ним, как говорится, не стыкуемся. Сорит деньгами, будто босс какой. Приняли его на должность фэнсера, он и завоображал, будто лучше всех прочих або. А сам целыми днями сидит на своей толстой заднице, а лубры и детишки на него работают. Потому Ньютон его на этот участок и назначил. А теперь, значит, он тебе это удовольствие перепоручил? Ну-ну, не думаю, что очень уж оно тебе будет в радость.
— А как у тебя с Ньютоном?
— Хорошо! Пока ты аккуратно выполняешь работу, он с тобой по петухам. Ну а если ты нерадивый лодырь — берегись. Тогда он хуже Сатаны. Это же Его Изгородь! Никогда не забывай об этом!
— Это он мне уже успел внушить вполне доходчиво, — сказал Бони.
— И еще один совет, Эд. Если подвернется вдруг случай сделать что-то приятное управляющему скотоводческой фермы — непременно сделай. Ну, заметишь, скажем, что-то необычное, заблудившуюся скотину, к примеру, — вот и сообщи ему. Можешь быть уверен — свежее мясцо бесплатно получишь. Так что с этими людьми всегда старайся ладить. Надо быть дипломатом!
— А как же с угоном скота? — отпарировал Бони.
— Ну, это уже из другой оперы: они разводят свой скот, а я ремонтирую свою Изгородь, — разозлился Каланча. — Я всего лишь маленький фэнсер. И что там происходит со стадами на скотоводческих фермах, меня не касается. Мое дело иное: если, к примеру, скотинка в Изгороди запутается или в канаву свалится — тогда я ее высвобожу. Или спросят меня, как на том или ином месте сейчас насчет кормов или водички, — я расскажу. Понял ты меня или…?
— Да уж понял, чего там, — постным голосом протянул в ответ Бони.
6
Через несколько дней Бони добрался до места, где от Изгороди было ближе всего к хозяйскому дому Квинамби, и решил нанести визит коммандеру Джонсу.
По заведенному порядку фэнсер мог приходить на центральную усадьбу только раз в месяц, чтобы получить мясо и пополнить прочие запасы. Значит, предстоящий визит становился несомненным исключением из правила. Бони помахал рукой Изгороди и повел верблюдов к ферме. Являться ночью было бы невежливо, и он устроился до утра у сооруженного Ньютоном бамбукового
