Любит.
Радим!
Лиска краем сознания понимала, что потом ее накроет. Потом она оплачет тетушку, что ее вырастила. Но сейчас разум был почти чист.
И сердце не колотилось, а спокойно стучало. Пока она не вспомнила: мары никогда не приходят в одиночку.
Не помня себя, Лиска бросилась сквозь лес к опушке, понимая, что Старый Лис еще точно не ушел из деревни. Он там… а еще там мары. Не может быть, чтобы пришла только одна. Они приходят стаями и выкашивают деревни до последнего младенца!
Даже до Душицы добрались… если бы Лиска не задержалась на полянке с Василем, тоже была бы мертва, наверное!
Ветки царапали кожу, цепляли распущенные волосы, норовя выдрать целый клок, но Лиска не замечала. Она бежала к опушке, повторяя про себя, как молитву: «Только живи, только живи, только живи…»
Весь мир сузился до одного человека. Лиска понимала, что это неправильно, но так же она понимала, что ей плевать. Плевать на всех вокруг. Душица мертва, и последним оставшимся человеком в этом мире, который для нее хоть что-то значил, был Радим.
И пусть он ее обидел. Она уже не сердится! Она готова простить ему все, что угодно, только бы он был жив!
– Жи…ви, – задыхаясь, шептала она на бегу. – Жи…ви…
Лес все никак не кончался. Странно, когда они с Радимом шли к Безымянке, а он рассказывал ей всякую ерунду, дорога казалась ей короткой, а сейчас ей казалось, что она уже целую вечность бежит.
– Жи…ви…
Наконец, в деревьях появился просвет, и сквозь него Лиска увидела, что Тихая Падь… пылает.
– Нет!
Она споткнулась, больно подвернула ногу и упала на землю.
– Жи…ви…
Поднялась, зашипела от острой боли, но продолжила бежать. Все потом. Потом она поплачет над смертью тетушки. Потом осознает весь ужас происходящего. Она – ведьма, она может подчинять себе ветер, и ветер их спасет. Вспомнилось то, что в Тихую Падь ей нельзя… Но и это уже было неважным.
Ничего уже не было так важно, как то, что Радим где-то там, в горящей деревне.
А ведь он обещал, что там с ним ничего не случится. Обещал!
Тихая Падь сейчас представлялась Лиске каким-то странным существом, бьющемся в агонии. Из нутра деревни через открытые ворота вытекала «кровь» – люди… женщины и дети, в основном. До носа Лиски достиг запах дыма, и ей показалось, что она чувствует не только и не столько дым. А горелую плоть. А еще – над тем, чем сейчас представлялась ей деревня, выкручивалась воронка из черных созданий. Мары.
Они никогда не приходят в одиночку. Только стаями. Огромными и черными. Чернее самой тьмы.
Ночное небо казалось ярким на фоне этой полной и абсолютной черноты.
Лиска бежала к деревне, припадая на одну ногу, стараясь не думать, сколько же людей погибло. Она не знала всех жителей Тихой Пади, но они все представлялись ей добрыми людьми. Никто из деревенских не обидел ее или Душицу даже словом! Они не заслужили такой участи!
И именно поэтому она когда-то решила, что никогда не заступит за частокол.
Наконец, она достигла толпы, вытекающей из ворот. Действительно, только женщины и дети, держащие в руках какие-то тощие узелки.
Зачем они бегут? Кто поджег деревню? Зачем?
Мар можно победить огнем, но и люди сейчас особенно уязвимы. Кто придумал сжечь дома? Ведь чудовища скоро поймут, что добыча совершенно беззащитна! Вот же она, выбегает из пылающей деревни!
Лиска поняла, что и ветер сейчас не поможет. Он только раздует пламя, и тогда деревню уже будет не спасти! Надо это потушить… все потушить, но как?
Она застыла на месте, с ужасом глядя на зарево, над которым клубилась марова тьма. Зачем-то представила, как из колодцев поднимется вода, как Безымянка становится всего лишь огромным полем, в котором бьется в одночасье лишившаяся своего дома рыбешка… как вода течет по ней, заставляя платье прилипнуть к телу, а потом изливается на деревню, заставив ту зашипеть. Но не от боли. То тухнут пожары, которые все равно никого не спасут.
Лиска будто оглохла. Она не слышала криков толпы вокруг, а ведь те, кто был рядом, точно заметили, что с ней что-то не то.
Что это она.
Она и сама до этого момента не знала, что кроме ветра ей подчиняется и вода.
Стало темно. Лиска и не понимала до сих пор, сколько света давала пылающая деревня. Но даже в этой темноте она видела.
Прямо к ней, глядя только на нее, шел Василь, а через плечо его было перекинуто тело.
Нет…
– Жи…ви…
Нет!
– Василиса… что ты здесь делаешь? – Василь запыхался. – Я думал хотя бы ты в безопасности… мары…
– Что… что с ним?
Василь тяжело опустил Радима на вытоптанную траву.
Тот был жив. Пока жив. И он был в сознании.
Лиска, забыв про все на свете, упала на колени рядом с ним, заставив Василя отшатнуться.
– Радим…. Лис мой родной, ты как?
Радим жутко хрипел, и Лиска понимала, почему. Его бок был разорван, да и на горле была жуткая рана. Кровь вытекала из него толчками. Лиска закрыла рану на его шее, стараясь хоть как-то остановить это. Но здесь ей не могли помочь ни вода, ни ветер.
Она была бессильна.
– Лис…ка… – прохрипел он.
– Не говори! – воскликнула она. – Прости меня… я такая дурочка… не говори конечно… ты должен жить, Старый Лис… должен жить!
Но Радим не собирался следовать ее словам.
– Лис… ка… про…сти…
– Ничего! – она еще сильнее прижала ладонь к ране, чувствуя, как теплая кровь пульсирует и выливается сквозь пальцы. – Все хорошо…
– Про… сти… – не унимался он, и она заплакала.
Она понимала, что он умирает, и вся ее ведьмовская сила не в силах ему помочь. Она склонилась ниже и прижалась щекой к его щеке, впитывая тепло. Последнее его тепло.
– Я люблю тебя, Старый Лис… – прошептала она ему в ухо.
– Ду… Души…ца…
– Она мертва… мара ее убила…
– … сказа…ла мне…
– Что она тебе сказала? Что?
– … что… я… умру… сего…дня… обидел… тебя… прос…ти… я… тебя… л…
– Радим?
Кровь перестала выливаться.
– Старый Лис!
Жар его щеки все еще согревал ее, промокшую от собственного ведьмовства, но она понимала, что это ненадолго.
– Нет! Нет! Старый Лис, нет!
– Василиса… он мертв, – услышала она голос Василя.
– Нет! Нет! Он только мой! Он мой Старый Лис! Я… он не может! Я… я тебя не отпускаю, слышишь? – она вцепилась в плечи бездыханного Радима и хорошенько его встряхнула. – Я запрещаю тебе умирать, понятно? Ты… ты должен жить… Живи!!!
