Графиня протянула ему руку:
— Благодарю вас…
Он помог ей сесть в экипаж и повернулся к кучеру:
— Поезжайте по Брук-стрит мимо Саут-Молтон.
Габриэль последовал за графиней в экипаж и закрыл за собой дверцу.
Графиня внимательно вглядывалась в его лицо, но отодвинулась, когда он повернулся к ней, чтобы сесть рядом.
Экипаж тронулся.
После нескольких минут, прошедших в напряженном молчании, графиня сказала:
— Не припомню, чтобы я предлагала вас подвезти.
— Мадам, я избавил вас от некоторых неприятностей и, полагаю, заслужил небольшую награду.
Он услышал тихий смех, который, впрочем, тотчас же оборвался.
— Кроме того, мы должны обсудить наши дальнейшие действия.
— Правда? — Ее тон оставался спокойным.
— Кое-что, я должен прояснить с самого начала. Вы попросили помочь вам, и я согласился. Вы также попросили меня не пытаться узнать, кто вы.
— И что же дальше?
Его легкомысленный тон тотчас же стал серьезным;
— Я обещал и сдержал обещание.
Теперь каждое произносимое им слово звучало на удивление весомо.
— Если вы хотите, чтобы я играл в эти игры, то должны принимать во внимание мои правила и подчиняться им.
Ее молчание было довольно долгим.
— Ваши правила?
Он почувствовал, что она смотрит на него.
— И в чем они заключаются, эти ваши правила?
— Правило номер один — вы должны пообещать мне никогда впредь не делать ничего тайком от меня.
Она слегка пошевелилась.
— Тайком от вас?
Габриэль кивнул:
— Если мы с вами будем действовать независимо друг от друга, особенно в таком деликатном деле, как это, конец наших поисков окажется весьма плачевным — вся Работа пойдет прахом. Вы не настолько хорошо знакомы с ситуацией в Сити, чтобы быть в курсе всех хитросплетений, которые могут встретиться на пути наших расследовании. Именно поэтому вы обратились ко мне за помощью, не так ли?
В ней не было ничего от присущей ее полу манеры немедленно высказать свое мнение — сначала она взвешивала, пыталась все обдумать. Лишь когда они завернули за угол, она наконец спросила:
— В чем заключаются остальные правила?
— Их всего два.
— И какое же второе?
Он повернул голову и посмотрел на нее:
— За каждое новое сообщение я потребую награды.
— Награды?
Алатея прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— И какой же награды вы хотите?
— Поцелуй за то, что я обнаружил контору Терлоу и Брауна.
Она все еще безмолвствовала, сидя так тихо, что у него закралось сомнение, действительно ли он смутил ее. Впрочем, ему трудно было поверить в ее смущение — она слишком хорошо знала, с кем имеет дело.
— Поцелуй?
— Угу.
На этот раз он не мог отказать себе в удовольствии улыбнуться. В голосе его появились мурлыкающие нотки, привычные для известного своими светскими подвигами обольстителя.
— Поднимите вуаль.
— Нет.
В ее «нет» прозвучал спокойный, но решительный отказ.
Брови Габриэля надменно поднялись, затем он покорно вздохнул:
— Ладно, пусть вуаль останется.
Прежде чем она успела придумать что-нибудь, чтобы избавиться от неизбежного поцелуя, его рука обхватила ее талию. Он приподнял вуаль, и тотчас же его губы прижались к ее губам.
Графиня сидела рядом, податливая и теплая, позволяя себя целовать. Габриэль взял ее за подбородок, но не почувствовал готовности разделить поцелуй — никакого ответа.
Что ж, он умеет быть терпеливым, раз обстоятельства вынуждают его к этому.
Он снова нежно поцеловал ее, легко касаясь ее губ своими, искусно стараясь вызвать в ней страсть…
Первой реакцией, которую он почувствовал, была дрожь — верный признак чувственного отклика. Дыхание ее участилось, а спина напряглась.
Потом Габриэль ощутил движение ее губ — сейчас она напоминала статую, пробуждающуюся к жизни. Он не выпускал ее лица и продолжал целовать. От него не ускользнуло ее движение, когда одна рука в перчатке поднялась с колена, на котором покоилась до того, и трепетные пальцы прикоснулись к его руке. Движение это казалось столь легким, что, не будь Габриэль так сосредоточен на малейшем происходившем в ней изменении, он бы не мог сказать с уверенностью, что это явь, а не сон. В робком прикосновении он ощутил изумление невинного и неопытного существа, которое пленило его.
Ее пальцы, облаченные в тонкую кожу, погладили его руку, задержавшись на ней на одно мгновение. Будто бабочка опустилась ему на руку.
Габриэль затаил дыхание, жадно вдыхая аромат ее духов.
Он впервые в жизни молчаливо просил, а не требовал, и она подалась вперед по собственной воле, потянулась к нему. Губы ее раскрылись…
Он бросился, как победитель на добычу, но тотчас же почувствовал ее внезапное сопротивление. Должно быть, она не привыкла, чтобы ее целовали. Это показалось ему странным. Он не попытался раздумывать над причиной, но тотчас же ослабил хватку и прибег к известному ему искусству обольщения, стараясь снова вызвать в ней ответ.
Графиня оказалась способной ученицей и очень скоро ответила ему поцелуем — нежно, но достаточно решительно и без всякого жеманства. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но опыт говорил, что еще не время, Габриэль не мог ни понять, ни объяснить ее волнения. Ясно было одно: графиня не привыкла к ласкам. Только поцелуй и ничего больше — им он должен был удовольствоваться, чтобы этот поцелуй оставил в ней след, воспоминание.
Габриэль стремился успокоить ее, усыпить, довести до такого состояния, когда она сама пожелала бы уступить и узнать больше о самой себе.
Когда ее губы робко и нерешительно раскрылись навстречу ему, он почувствовал, что осада его увенчалась успехом, но действовал очень осторожно и не пытался воспользоваться своим преимуществом слишком стремительно — он смаковал каждый сладостный момент ее податливости, как смакуют драгоценное вино, как любуются бесценным камнем в ожерелье.
Когда она робко прикоснулась языком к его языку, он в ответ принялся ласкать ее, медленно, нежно, и от этого у него закружилась голова.
Она вся была, как изысканное выдержанное вино, которое не опрокидывают одним глотком, а пьют медленно, наслаждаясь его восхитительным вкусом.
Наконец экипаж, прогромыхав, завернул за угол, и Габриэль отстранился от нее. Грудь его полнилась неизведанными чувствами, он смотрел на ее губы — они были нежно-розовыми и слегка припухшими.
