(Работает.)
Свет постепенно убывает, и наконец в комнате Рейна темно. Но все слышны дальние певучие звуки. Парадная дверь беззвучно открывается, и в переднюю входит Юрий Милославский, хорошо одетый, похожий на артиста человек.
Милославский (прислушиваясь у двери Рейна). Дома. Все люди на службе, а этот дома. Патефон починяет. А где же комната Михельсона? (У двери Михельсона, читает надпись.) Ах вот! «Сергей Евгеньевич Михельсон». Какой замок курьезный. Наверно, сидит в учреждении и думает, какой чудный замок повесил на свою дверь. Но на самом деле этот замок плохой. (Взламывает замок и входит в комнату Михельсона.) Прекрасная обстановка. Холостые люди всегда прилично живут, я заметил. Э, да у него и телефон отдельный. Большое удобство. Вот первым долгом и нужно ему позвонить. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. (Несколько изменив голос.) Товарищ Михельсон? Бонжур. Товарищ Михельсон, вы до конца на службе будете? Угадайте. Артистка. Нет, не знакома, но безумно хочу познакомиться. Так вы до четырех будете? Я вам еще позвоню. Я очень настойчивая. (Кладет трубку.) Страшно удивился. Ну-с, начнем. (Взламывает письменный стол, выбирает ценные вещи, затем взламывает шкафы, шифоньерки.) Ампир. Очень аккуратный человек. (Снимает стенные часы, надевает пальто Михельсона, меряет шляпу.) Мой номер. Устал. (Достает из буфета графинчик, закуску, выпивает.) На чем это он водку настаивает? Прелестная водка! Нет, это не полынь. Уютно у него в комнате. Почитать любит. (Берет со стола книгу, читает.) «Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы...» Красивые стихи. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Это опять я. На чем вы водку настаиваете? Моя фамилия таинственная. А какой вам сюрприз сегодня выйдет! (Кладет трубку.) Страшно удивляется. (Выпивает.) Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы...
Комната Михельсона угасает, а в комнату Рейна набирается свет. В воздухе вокруг Рейна и механизма начинает возникать слабо мерцающее кольцо.
Рейн. Ага! Светится. Это иное дело.
Стук в дверь.
Ах, чтоб вы провалились, проклятые! Да! (Тушит кольцо.)
Входит Бунша-Корецкий, на голове у него дамская шляпа.
Меня дома нет.
Бунша улыбается.
Нет, серьезно, Святослав Владимирович, я занят. Что это у вас на голове?
Бунша. Головной убор.
Рейн. А вы посмотрите на него.
Бунша (у зеркала). Это я шляпку Лидии Васильевны, значит, надел.
Рейн. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. В ваши годы дома надо сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бродите по дому с книгой.
Бунша. У меня нет внуков. А если я перестану ходить, то произойдет ужас.
Рейн. Государство рухнет?
Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить.
Рейн. У меня нет денег, Святослав Владимирович.
Бунша. За квартиру нельзя не платить. У нас в доме думают, что можно, а на самом деле нельзя. Я по двору прохожу и содрогаюсь. Все окна раскрыты, все на подоконниках лежат и рассказывают такие вещи, которые рассказывать запрещено.
Рейн. Вам, князь, лечиться надо.
Бунша. Я уж доказал, Евгений Николаевич, что я не князь, и вы меня не называйте князем.
Рейн. Вы — князь.
Бунша. Нет, я не князь.
Рейн. Не понимаю этого упорства. Вы — князь.
Бунша. А я говорю, нет. (Вынимает бумаги.) Вот документы, удостоверяющие, что моя мама изменяла папе, и я сын кучера Пантелея. Я и похож на Пантелея. Потрудитесь прочесть.
Рейн. Не стоит. Ну, если так, вы — сын кучера, но у меня нет денег.
Бунша. Заклинаю вас, заплатите за квартиру, а то Луковкин говорит, что наш дом на черную доску попадет.
Рейн. Вчера жена ушла к какому-то Петру Ильичу, потом селедки, потом является эта развалина, не то князь, не то сын кучера, и истязает меня. Меня жена бросила, понятно?
Бунша. Позвольте, что же вы мне-то не заявили?
Рейн. Почему это вас волнует? Вы на нее какие-нибудь виды имели?
Бунша. Виды такие, что немедленно я должен ее выписать. Куда она выехала?
Рейн. Я не интересовался.
Бунша. Понятно, что вам неинтересно. А мне интересно. Я сам узнаю и выпишу. (Пауза.) Я присяду.
Рейн. Да незачем вам присаживаться. Как вам объяснить, что меня нельзя тревожить во время этой работы?
Бунша. Нет, вы объясните. Недавно была лекция, и я колоссальную пользу получил. Читали про венерические болезни. Вообще наша жизнь очень интересная и полезная, но у нас в доме этого не понимают. Наш дом вообще очень странный. Михельсон, например, красное дерево покупает, но за квартиру платит туго. А вы машину сделали.
Рейн. Вы бредите, Святослав Владимирович!
Бунша. Я обращаюсь к вам с мольбой, Евгений Николаевич. Вы насчет своей машины заявите в милицию. Ее зарегистрировать надо, а то в четырнадцатой квартире уже говорили, что вы такой аппарат строите, чтобы на нем из-под советской власти улететь. А это, знаете, и вы погибнете, и я с вами за компанию.
Рейн. Какая же сволочь это говорила?
Бунша. Виноват, это моя племянница.
Рейн. Почему эти чертовы ведьмы болтают чепуху? Я знаю, это вы виноваты. Вы — старый зуда, шляетесь по всему дому, подглядываете, а потом ябедничаете, да, главное, врете!
Бунша. Я — лицо, занимающее официальный пост, и обязан наблюдать. Меня тревожит эта машина, и я вынужден буду о ней сообщить.
Рейн. Ради бога, повремените. Ну, хорошо, идите сюда. Просто-напросто я делаю опыты над изучением времени. Да, впрочем, как я вам объясню, что время есть фикция, что не существует прошедшего и будущего... Как я вам объясню идею о пространстве, которое, например, может иметь пять измерений?.. Одним словом, вдолбите себе в голову только одно, что это совершенно безобидно, невредно, ничего не взорвется, и вообще никого не касается! Вот, например, возьмем минус 364, минус. Включим. Минус, прошлое. (Включает механизм.)
Кольцо начинает светиться. Слышен певучий звук.
К сожалению, все. (Пауза.) Ах, я идиот! Нет, я не изобретатель, я кретин! Да ведь если шифр обратный, значит, я должен включить плюс! А если плюс, то и цифру наоборот! (Бросается к механизму, поворачивает какой-то ключ, включает наново.)
В то же мгновение свет в комнате Рейна ослабевает, раздается удар колокола, вместо комнаты Михельсона вспыхивает сводчатая палата. Иоанн Грозный, с посохом, в черной рясе, сидит и диктует, а под диктовку его пишет Опричник в парчовой одежде, поверх которой накинута ряса. Слышится где-то церковное складное пение и тягучий колокольный звон. Рейн и Бунша замирают.
Иоанн. «...и руководителю...»
Опричник (пишет). «...и руководителю...»
Иоанн. «...к пренебесному
