не в силах был сообразить, во сне ли это или наяву. Наконец знакомые голоса вывели его из оцепенения. Он приподнял голову и оглянулся. Кругом было пусто; через минуту, однако, он заметил с той стороны, откуда доносились голоса, тяжелой поступью приближавшихся к нему лорда Пуцкинса и Станислава.
«Ах, они живы, значит», — подумал он, с трудом припоминая приключения вчерашнего дня.
— Здравствуйте, друзья! — радостно вскрикнул он. — Как вы себя чувствуете?
— Скверно. Голова у меня словно свинцом налита, — ответил англичанин.
— А мне воздуха не хватает, — усталым голосом прибавил Станислав.
— Как же вы попали сюда? — спросил профессор.
— Не знаю, — сказал лорд Пуцкинс, — спросите о том у вашего молодца. Это он вытащил меня из проклятого туннеля… Вы, верно, голодны, профессор? — добавил он, немного помолчав.
Действительно, помимо изнуряющей духоты, геолога мучило еще несносное ощущение пустоты в желудке. Организм его настойчиво требовал подкрепления. Товарищи его угадали это, и лорд подал ему какую-то раковину.
— Возьмите, профессор, подкрепитесь, и уйдем скорей из этого места… Здесь душно, жарко, пустынно! Ничего лучше этих раковин мы найти тут не могли.
Геолог взглянул на предложенную ему закуску и остолбенел.
— Откуда… это… взялось? — с трудом выговорил он.
— На берегу моря: я нашел ее в маленькой ямке, наполненной водою прилива, — ответил лорд Пуцкинс. — Их там много.
— Непонятно! Непостижимо! — шептал геолог.
— Вас, видать, очень поражает вид этой дряни, — усмехнулся Станислав. — И мы над ней задумались, так как ничего такого раньше не видывали. Но голод не свой брат, и мы ею преисправно закусили.
— Но ведь это живой силурийский трилобит! — воскликнул геолог.
— Не понимаю, что в этом удивительного, — сказал Станислав, — мало ли в море всяких тварей.
— Как ты счастлив, что ничего не понимаешь, — ответил профессор, потирая рукой пылающий лоб. — Если бы ты был палеонтологом, у тебя бы мозги повернулись под черепом. Да стоит ли, впрочем, с тобою разговаривать, — ведь для тебя живой силурийский трилобит то же, что первая попавшаяся раковина…
— Этого я не говорил, — возразил Станислав. — Он далеко не вкусен, этот трилобит, но за неимением лучшего…
— О Боже мой! как он понял меня! — прервал его выведенный из терпения геолог. — Я теряюсь в догадках, откуда мог взяться здесь миллионы лет тому назад выродившийся тип, а этого обжору занимает вкус его. Послушай же! Быть может, мне удастся объяснить тебе это: вопрос идет о вещи первостепенной важности. Что бы ты сказал, если бы увидел сейчас перед собою живого пра-пра-пра-деда своего?
Станислав подумал минуту, усмехнулся и решительно заявил, что, во-первых, он не допускает, чтобы это могло случиться, а во-вторых, если бы он и увидел своего пра-пра-пра-деда, то он никоим образом не догадался бы, кого он видит.
— Как же я мог бы догадаться, что вижу перед собой пра-пра-пра-деда? Ведь я никогда его не видел, а портретов своих он не догадался оставить потомству.
Профессор с отчаянием махнул рукой, а лорд Пуцкинс весело расхохотался. Станислава нисколько не смутил ни отчаянный вид профессора, ни веселость лорда, и, не теряя присутствия духа, он прибавил:
— Не обижайтесь на меня и не высмеивайте. Я всегда понимаю, что мне ясно объясняют. Я прекрасно понимаю, отчего профессор так взволнован. Для вас, не правда ли, эта дрянь то же, что для меня тень пра-пра-пра-деда. Но, может, вы ошибаетесь, — мне кажется, эта дрянь…
— Сжалься над моими нервами! Говори, по крайней мере, «раковина».
— Это можно… Итак, эта раковина, быть может, только очень похожа на то, за что вы ее принимаете.
Геолог улыбнулся. Это простое рассуждение понравилось ему.
— Ну, полно, не обижайся! — сказал он, дружески хлопнув Станислава по плечу. — Ты у меня славный малый и умная голова. Но что до силурийских трилобитов, то я их отлично знаю, так как они часто попадаются в окаменелом виде в пластах силурийской системы. Но этот совсем другое дело; для меня он загадка и так же меня изумляет и волнует, как те, которых я видел вчера.
— Признаться, — сказал лорд, — и я не понимаю ваших волнений из-за каких-то трилобитов и зачем вы портите себе кровь вместо того, чтобы поесть, что Бог послал.
Ландшафт силурийского периода
— Как? И на вас вчерашние и сегодняшний трилобиты не производят никакого впечатления? А между тем, ведь это нечто совершенно непостижимое! Ведь это представители двух разных периодов: те жили в кембрийском периоде, а этот гораздо позже — в силурийском! Первые только крайне удивили меня, второй же произвел в голове моей полный переворот.
— Во всяком случае, — сказал Станислав, — сокрушаться, мне кажется, не о чем. Наоборот, вы должны радоваться и потирать себе руки от удовольствия.
Профессор и лорд вопросительно взглянули на него.
— Запишите в свою записную книжку, — продолжал Станислав, — что такие-то и такие-то трилобиты в действительности не вымерли, а живут, мол, еще и поныне в морской воде. Когда вы вернетесь домой, вы эти заметки напечатаете и получите за них, пожалуй, больше даже похвал, нежели за находку кости какой-то обезьяны, наделавшую так много шума прошлой осенью.
— Клянусь Клубом чудаков, Станислав прав! — воскликнул лорд. — Да здравствуют воскресшие трилобиты!
— Ошибаетесь, дорогой лорд, — ответил решительным голосом профессор. — Трилобитов давно уже нет на земле.
Силурийский трилобит
— Почем вы знаете это?
— Таковы неумолимые законы природы Каждая порода, вид и род, как бы долго они ни существовали, все же вечно жить не могут. Они имеют свое начало и свой конец. Трилобиты появились на земле в самом раннем периоде, в кембрийском, и в течение многих тысячелетий жили по-своему очень счастливо, так как были детьми своего времени и господствовавших тогда условий. Род их был в некотором роде совершенством. Ни одно существо с ними сравниться не могло. Размножались они с непостижимой быстротою. Можно было думать, что, благодаря своим многим преимуществам и многочисленности, они никогда не утратят пальмы первенства на земле; но незаметно подошли тяжелые времена.