сосредоточился на порядке и прочности:
Ценность автомобиля испарилась... не потому, что авария разрушила атомы, из которых состоял Bugatti, а потому, что авария изменила способ их расположения. Это расположение и есть информация.
Как бы проницательно это ни казалось, это глубокая ошибка. Информация не может быть порядком, потому что информация, чтобы быть информацией, должна быть неожиданностью. Как показал Клод Шеннон из Массачусетского технологического института, поскольку информация является новой, она представляет собой беспорядок или энтропию. В старом каштане заключенные ГУЛАГа рассказывали одни и те же анекдоты столько раз, что теперь они просто называют номер анекдота. Но когда заключенный называет номер анекдота, его все равно смеются, потому что выбор номера - это сюрприз. Если бы он действительно рассказал шутку, то получил бы только стоны или еще хуже. Если вы рассказываете мне то, что я уже знаю, вы не информируете меня и даже не развлекаете меня; вы мне наскучили.
Экономический рост - это феномен неожиданности, информативной энтропии. Это удивление субъективно. Если бы Bugatti попал в руки примитивного племени выпускников Массачусетского технологического института, его разбор мог бы принести много сюрпризов, которые они могли бы использовать в свое время для создания собственного Bugatti. Но для инженеров Bugatti, создавших оригинал, еще одна копия неудивительна и неинформативна. Она не может способствовать росту, за исключением тех случаев, когда новое изучение дает неожиданное понимание того, как можно было бы сделать ее лучше.
Представьте себе два общества, одно из которых придерживается идеи, что информация - это порядок, а для другого информация - это сюрприз. Представьте себе указы и политику различных правительств этих стран - и результаты. Первое - это Россия при Сталине или Китай при Мао. Великий голод был результатом того, что Мао перестроил китайскую экономику на основе, как ему казалось, устоявшихся, здравых принципов. Все знали, что богатые страны являются городскими и промышленными, а бедные - сельскими и сельскохозяйственными. Поэтому пропустите медленные, удивительные средние шаги в переходе от одного к другому и наведите порядок, накормив города и уморив голодом сельскую местность, и Китай станет богатым. Но пропуск средних шагов привел к тому, что обучение было уничтожено, и, таким образом, знания оказались в состоянии покоя.
Увы, сегодня мы живем при правительстве, которое все чаще рассматривает неожиданность как неприемлемый риск, как нарушение плана или, что хуже всего, как угрозу для власть имущих. В двадцатом веке эта вера уничтожила сотни миллионов людей во имя якобы устоявшихся наук, от евгеники до научного социализма.
Что касается представления Идальго о том, что информация должна быть сохранена в материи, чтобы выжить, то инструкции не зависят от материи. Они могут быть напечатаны на бумаге, представлены на экране, записаны в памяти. В будущем они могут быть записаны на устройствах памяти, созданных на основе ДНК, - именно так люди хранят свои инструкции сейчас.
Эта инструкция иллюстрирует главный урок теории информации: информация и ее обработка не зависят от конкретных воплощений или субстратов. Память может быть сформирована или вычисления выполнены на любом субстрате, от кремниевых микросхем до блоков Lego и углеродных мозгов.
Ключевая причина, по которой мы не замечаем существенной идентичности богатства и знания, заключается в существовании денег и рынков; они позволяют нам оценивать вещи и совершать экономические сделки. Экономисты фокусируются на представлении Хайека о транзакционных или рыночных знаниях, которые распределяются по всей экономике, обнаруживаются в ценах и передаются через рынок. Однако даже эта важнейшая информация о ценовых сигналах лишь измеряет богатство. Она не составляет богатство. Деньги - это мера стоимости, а рынок обменивает стоимость. Но богатство не состоит главным образом в актах оценки и обмена, торговли и заключения сделок.
Знания, составляющие богатство, задолго до того, как оно будет окончательно измерено в сделках, не проявляются в невидимой руке или спонтанном порядке. Оно приходит в результате обучения на практике, совершенствования технологий производства в свете опыта, а также в результате явных и трудных процессов исследования и производства, идей и экспериментов.
Это не просто знание. Это не только научное знание, и даже не совсем научное знание. Это знание, которое позволяет и выдерживает воплощение на практике. Оно сложное и продуманное, экспериментальное и строгое, негласное и кодифицированное, позволяющее со временем производить товары и услуги. Проявляясь в ценной продукции, будь то Bugatti или микрочип, пакет программного обеспечения или говядина, эти знания являются богатством.
Прежде всего, хотя знания - это сумма того, что известно, каждое приращение знаний, каждый новый элемент информации всегда оказывается неожиданным. Парадоксально, но так же, как весь человеческий опыт учит нас, что существует путь, он учит нас, что следующий шаг всегда неизвестен. Он всегда скрыт непрозрачным занавесом времени. Следующий шаг - это всегда эксперимент, который должен быть подтвержден или фальсифицирован.
В книге "Логика научных открытий" Карл Поппер показал, что наука не может состоять из монолитной системы доказанных или проверенных истин, раскрываемых одна за другой в течение времени в логической прогрессии. Закон гравитации Ньютона уступил место закону относительности Эйнштейна, не как логически подразумеваемый или предсказуемый следующий шаг, а как шокирующий бунт против наиболее твердо установленных положений физики. Химия неделимых атомов Джона Дальтона не предвосхитила валентную теорию Лайнуса Полинга, а была вытеснена ею. Общая относительность сосуществует с квантовой неопределенностью, но они никогда не были полностью примирены.
Прозрения Поппера о процессе научного открытия напрямую применимы к процессу предпринимательской инновации. Поппер известен своим требованием, что научная теория должна быть изложена в терминах, которые делают ее фальсифицируемой. Его позиция запрещает круговые теории, самореферентные концепции, тавтологии, вытекающие из закрытых систем.
Критики Поппера упрекают его в том, что они называют "попперианской догмой", указывая на то, что большая часть науки развивается вопреки фальсификации, которую часто трудно или невозможно достичь. Поппер, не будучи догматиком, понимал это. Он отказывал науке в окончательных доказательствах, которые могли бы накапливаться в неприступное здание.
Парадокс Поппера, параллельно с идеями теории информации Шеннона, заключается в том, что для увеличения знаний всегда требуется "продвижение к менее вероятным или правдоподобным знаниям". Другими словами, весомость научных достижений измеряется той же мерой информации в сообщении: степенью неожиданности. Чем менее очевиден прорыв и чем больше сопротивление ему, тем большее влияние он может оказать.
Для Поппера лучшая наука - революционная. Заполнение пробелов в существующей теории - совершенствование существующего свода истин - менее ценно, чем запуск новой теории, или - в переводе на язык бизнеса - новая кривая обучения.
Аналогичным образом, наиболее ценные компании-стартапы, как правило, являются
