сложившейся ситуации грозило меньшевикам потерей инициативы и опасностью оказаться вне арены политической борьбы.
Как возможный вариант выхода из кризиса было проведение Демократического совещания. Оно проходило 14–22 сентября 1917 г. На нем было представлено 1582 делегата, из них – 532 эсера, 172 меньшевика, 141 национальные партии, 136 большевики. Все течения меньшевизма, в том числе и интернационалисты, возлагали большие надежды на созываемый форум.
Центральный вопрос – сохранять коалицию с кадетами или отвергнуть. Меньшевик А. Н. Потресов полагал, что коалиция – единственная возможность спасти революцию и Россию от краха. И. Г. Церетели, Ф. И. Дан считали, что коалиция возможна, но не против однородно-социалистического правительства. Он поддержал идею, но при условии поддержки ЦИК Советов. Эсер В. М. Чернов выступил за сохранение коалиции с кадетами.
В выступлениях мартовцев доминировала идея создания однородного демократического правительства и критика политики коалиционного правительства. Буржуазно-социалистическое правительство не опиралось на рабочих и, поддерживая его политику, социал-демократия выступала против данного социального класса. «Коалиция – это компромисс с политическими партиями, которые хотят идти с революцией. Наши буржуазные партии не способны на это»[119]. В силу того, что буржуазия не была способна к компромиссу, она создавала, по мнению мартовцев, опасность для самой революции[120]. Политика коалиции, считал Мартов, привела к отрыву от масс центральной власти. Единственный выход интернационалистами виделся в создании «истинно-революционной власти», способной решить общенациональные задачи. Однородное социалистическое правительство должно было функционировать до Учредительного собрания, будучи подконтрольным Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Причем такое правительство должно было иметь поддержку среди большевиков, иначе оно мыслилось интернационалистам не полностью легитимным[121]. При голосовании меньшевики бросались из одной крайности в другую: сначала признали возможность однородного социалистического правительства (Церетели, Дан), а потом решили образовать новую коалиционную власть.
Особое место Ю. О. Мартов уделял Советам, которые представляли собой «новую ткань революционной государственности, которая заменяла обветшалую ткань государственности старого режима»[122], т. е. за Советами было признано образование нового института власти, который сумел заменить собой царские правительственные органы. Пытаясь привить на российской почве идеи демократии, интернационалисты видели в органах революционной демократии носителей идей народовластия, фактически концентрировавших в своих руках государственную власть на местах. Предполагалось, что Советы будут осуществлять свою власть в тесном единстве с органами местного самоуправления, армейскими организациями; земельными, фабрично-заводскими и продовольственными комитетами, а также с кооперативами и профсоюзами. Возникавшее противоречие между центром, где функционировало буржуазно-социалистическое правительство, и Советами на местах обрекало творческую работу демократии на бесплодность, так как кадеты тормозили проведение самых неотложных экономических, социальных, политических реформ.
В итоге, за коалицию проголосовало 776 делегатов, против – 688. Было объявлено о создании Временного Совета Республики или Предпарламента (135 эсеров, 92 меньшевика, 58 большевиков). Председателем стал эсер Н. Д. Авксентьев. Предпарламент должен был заниматься решением вопроса о власти, обеспечением политической устойчивости правительства, подготовкой постепенной смены коалиционного правительства чисто демократическим правительством. В работе Демократического совещания приняли участие большевики (Каменев и Троцкий). Они дали согласие на участие в работе Предпарламента. В. И. Ленин потребовал их выхода. 23 сентября Предпарламент одобрил создание третьего коалиционного правительства (10 социалистов, 6 либералов). Предпарламент на Совещании выслушал доклад Верховского, который настаивал на необходимости заключения мира. Вскоре он был отправлен в отставку.
Среди первоочередных и наиболее значимых задач, которые встали перед новой властью, была необходимость скорейшего завершения войны. Однако вопрос о выходе России из Антанты и прекращение военных действий вызвал жесточайшие дискуссии среди партийно-политических сил, захватив и меньшевистское крыло российской социал-демократии.
В отечественной исторической науке проблема восприятия и оценки меньшевиками событий Первой мировой войны обсуждалась не раз. Советская историография меньшевизма может быть рассмотрена с точки зрения сочетания ряда критериев: во-первых, определения места и роли исторической науки в советском обществе, а также идеологической ситуации в стране, накладывавшей существенный отпечаток и на историческую науку в целом; во-вторых, сопряжения идеологии и научного знания. В «Кратком курсе ВКП(б)» позиция меньшевиков в годы Первой мировой войны оценивалась в качестве завуалированной поддержки буржуазного правительства.
В 1972 г. вышла знаковая книга С. В. Тютюкина «Война, мир, революция»[123]. Историк предпринял попытку пересмотра ряда методологических установок, связанных с изучением истории меньшевистской партии. В монографии собран огромный фактический материал по истории меньшевизма, освещены все основные течения меньшевизма в период Первой мировой войны.
В 1960–1970-е гг. издавалась многотомная история КПСС, где меньшевики оценивались как мелкобуржуазная и оппортунистическая партия[124]. Наблюдалась определенная эволюция оценок в отношении РСДРП и, в частности, ее центристского течения в годы Первой мировой войны, применительно к которым использовался термин «революционный шовинизм». На современном этапе историки по-новому рассмотрели концептуальные наработки меньшевиков в различные периоды их существования. Можно выделить целую серию работ, в которых в той или иной мере анализировалась позиция российских социал-демократов в годы Первой мировой войны. Одним из крупнейших исследователей истории российской социал-демократии считается С. В. Тютюкин, посвятивший данной проблематике целый ряд работ[125]. Его монография «Меньшевизм: страницы истории» носит синтезирующий, обобщающий характер. Одна из глав работы посвящена оценкам меньшевиков в период Первой мировой войны. Российские социал-демократы считали войну империалистической, но при этом отрицали империалистический характер внешней политики России, а агрессивность курса связывали с традициями великодержавности и экспансионизма военно-феодального типа[126]. Тютюкин показал весь спектр оценок и мнений, существовавший в РСДРП по проблеме войны и мира.
В начале 2000-х гг. вышел ряд исследований, посвященных меньшевизму и его отношению к вопросам внутри– и внешнеполитического курса России. Так, Т. В. Щукина комплексно проанализировала деятельность меньшевистских организаций в специфических условиях Донской казачьей области с момента начала Первой мировой войны до декабря 1917 г.[127] Автор провела исследование конкретно-практической деятельности меньшевиков в рабочих группах при военно-промышленных комитетах в 1915–1916 гг., доказав, что среди меньшевиков, входивших в эти группы, были представители не только оборонческого течения, но и те, кто стоял на интернационалистских позициях. Щукина установила, что региональные руководящие структуры меньшевиков в период Первой мировой войны реагировали гораздо быстрее, чем центральные партийные организации, на происходившие изменения.
В. В. Кудряшов проанализировал взгляды сибирских меньшевиков по проблеме мировой войны, экстраполируя их на общероссийский контекст[128]. В частности, он указал на тот факт, что в силу оторванности от идеологического центра представители РСДРП в Сибири, вынужденные самостоятельно вырабатывать позицию по отношению к войне, формировали свою точку зрения в соответствии с прежней партийно-фракционной принадлежностью. Ссыльные меньшевики смогли раскрыть экономические и политические причины мировой войны и ее характер. Идейно сибирские меньшевики были близки большевикам.
Тем