Даша, совершенно огорошенная, нашлась не сразу.
– Нет вопросов, Ваше Величество, – произнесла она наконец – и сообразила-таки добавить: – Благодарю.
Король коротко кивнул:
– Можете быть свободны.
Аудиенция окончилась.
~~~
«Да, ну старикан и выдал», – размышляла Даша, уже вернувшись в свои «покои» – не то больничную палату, не то тюремную камеру повышенной комфортности.
Да, надо признать, чего-чего, а такого она уж точно не ожидала – хоть готова была, казалось, ко всему. Удивил так удивил.
Хотя, если подумать, что ж тут такого уж удивительного? Любит чадо свое – вот и всё. А когда б не она – где б оно было теперь, чадо-то это?..
И правда ведь – ларчик-то просто открывается. Как только раньше не додумалась?! Впрочем, старика Доргиля она вообще как-то до сих пор упускала из виду…
Еще бы: не его же ей объектом назначили. Да и как назначить-то? С кончиной его всё кристально ясно: умер семидесяти трех лет от роду, от естественных причин, в собственной спальне, куча свидетелей – такие не годятся. То ли дело сынок его: никто ничего толком не видел, тела не нашли… Вот это – в самый раз.
Да, подобная, так сказать, пропажа без вести – непременное условие. А как иначе избежать воздействия на местный исторический процесс?.. Само же перемещение – не в счет. Какая, в сущности, разница – умер он в своем мире или отчалил в иной? Всё равно ж назад не вернется…
Всем необходимым условиям принц удовлетворял идеально – потому-то за ним ее и послали.
А повезло всё же (или – еще только повезет?) этому миру от него избавиться… Вроде бы и не злодей в классическом смысле, а сколько бы бед наделал – и своим, и чужим… Ему ж лишь бы кулаками помахать (ну, или мечом – какая разница), выиграл бы эту войну – начал бы новую, народов-то кругом полно, подминай не хочу… Нет, без него всем тут определенно станет лучше.
Хотя не всем, конечно, кому как… Вот хоть бы папаша его… Ведь любит же, до безумия любит (аж какой-то варварке за него арвельское дворянство пожаловал) – и дальше любить будет, и верить в смерть его откажется, да и зачахнет-то с горя – так бы, может, и еще пожил… И повоевал бы еще с кем-нибудь… Нет уж, в данном случае так, как в итоге случилось (случится?), и правда лучше: пусть не для всех – для многих.
Даша встряхнула головой: эк куда занесло ее, однако! Прежде что-то не задумывалась. Делала свое дело – и всё.
А коли и думать теперь, то – о другом. И дернуло же ее про семью брякнуть. Как выкручиваться-то? Отыскивать ведь вздумают, чего доброго – новоиспеченных-то дворян… Сказать, что ли, что от войны бежали? Да подальше куда, в Мирило́н, к примеру? Там спокойно пока, да и пограничье, наверняка ж и правда беженцы есть… Точно, так и скажет. А сама тогда чего осталась? Эх, с враньем этим вечная морока – сколь ни увязывай ниточки, какая-нибудь да выбьется. Ну, работа, положим? Хотя нет, не годится… Может – любовь? Так еще за женишком пошлют… Ладно, потом сообразит…
А может, и не понадобится?
Пользуясь временным своим одиночеством, Даша взялась опять за датчик. Белый экран, долгий прямоугольник – один квадратик, другой… Вдруг на сей раз дойдет до конца?..
И – странное дело: прежде самая возможность эта была для нее пусть и слабым, и зыбким, но – светом в конце туннеля, теперь же… Нет, наверное, и теперь так же – надо ведь, наконец, отсюда выбираться! И всё же,… и всё же… Она и сама толком не могла бы объяснить, в чем дело: не то какое-то смутное сожаление, не то – азарт… Да, скорее, второе – очень уж хотелось узнать, что из всего этого выйдет, как далеко зайдет и чем закончится. А дом… Ну, ждали же ее там две недели – подождут и еще…
Экран мигнул – и погас, не дав почернеть трем последним квадратикам.
Что ж, и сегодня не судьба.
И впервые сознание это принесло с собой не раздражение вперемежку с бессильным разочарованием, но едва ли не облегчение.
Глава 6. Дела семейные– Госпожа Эрд!
Даша не сразу сообразила, что обращаются к ней – третья неделя, а всё никак не привыкнет – а потому обернулась лишь на втором оклике.
Ну, конечно – вот тебе и выбралась в первый раз в саду пройтись: тут же и желающие компанию составить… Ладно, хоть еще этот…
– Добрый день, Ваше Высочество, – сказала она, поднявшись со скамейки и приседая в реверансе.
Принц Ларэн, значит… Посмотрим, с чем пожаловал…
Впрочем, особых поводов для беспокойства с этой стороны определенно ждать не сто́ит.
Действительно: принц будто сам уже пожалел о внезапной своей решимости и теперь стоял перед ней, как не доучивший урок первоклашка перед строгой учительшей. Вряд ли, конечно, подобная ситуация ему знакома – ботан-ботаном ведь, и глаза-то за книгами посадил… Но, так или иначе, помогать она ему не собиралась – сам же напросился…
– Госпожа Эрд, – повторил он наконец. – Рад видеть Вас.
Даша вновь любезно присела:
– Взаимно, Ваше Высочество.
Ларэн покраснел до ушей. Ну что за нюня, в самом деле! Нет, правда, как он править-то будет?!
Повисло неловкое (для него) молчание. Эх, сжалится уже, что ли?..
Но тут принц наконец нашелся сам:
– Госпожа Эрд, – произнес он в четвертый уже раз, – я хотел бы поблагодарить Вас… лично… то есть – от себя…
И этот туда же!..
– Поблагодарить? – удивилась она вслух. – За что же?
– Вы… – принц запнулся, – знаете, за что, – и неожиданно твердо закончил: – Мой брат… Вы спасли ему жизнь.
Ну, хоть вещи своими именами называть умеет – уже прогресс.
– Что Вы, Ваше Высочество, – произнесла она с напускной скромностью. – Смею Вас заверить, Вы сильно преувеличиваете.
– Не думаю, – возразил Ларэн. – Однако, как бы то ни было, прошу Вас принять изъявления моей искренней благодарности…
Даша присела ниже обычного, как бы одновременно в знак признательности и прощания – разговор ведь, по сути, окончен?..
Однако принц продолжал:
– …а вместе с ними, – он вытащил что-то из кармана и протянул ей, – вот это.
В ладони его в лучах осеннего солнца переливалась всеми цветами радуги небольшая, сплошь инкрустированная мелкими бриллиантиками брошь в форме веточки яблоневого цвета.
– Что это? – глухо спросила Даша, глядя, как зачарованная.
– Это, – ответил принц, – принадлежало моей матери.
Нет, это уже слишком. Теперь настал Дашин черед краснеть:
– Простите, Ваше Высочество, – проговорила она, чуть отстраняясь, – но… эту вещь я принять не могу.
