- Зачем? Ну, то есть… Я сейчас понимаю, пожалуй. Но зачем было… она мне столько всего наговорила тогда. Что я кобель, только об одном и думаю. И чтоб близко к ней не подходил. И что приличным девушкам от меня подальше держаться надо. Что то, что мы в детстве в одной речке купались, еще ничего не значит…
- Купались? – усмехнулась я.
Он угрюмо кивнул.
- Ты ее обидел, она тебя, - я тяжело вздохнула. – А потом ты побежал с другими девками крутить у нее на виду? Так? И еще больше ее обидел. Ну и понеслось.
Коен надулся, смешно, словно мальчишка.
А ведь сколько ему? Двадцать три? Двадцать четыре? Даже если двадцать три, то все равно на год меня старше. А ума нет. Слишком хорошо и спокойно жил, никаких забот, на всем готовом. Оно, конечно, в деревне всегда работы хватает, но… тревог никаких. Все ясно и понятно, день за днем, год за годом. Старостин сын. На всех с высока смотрел.
Завидую я ему? Хотела бы такой сытой спокойной жизни?
- А потом, - сказал Коен, - мать Марийкина решила нас поженить. А Марийка ни в какую. Кричала, что лучше утопиться сразу, что такой кобель ей не нужен. Что отец мой вечно от жены гуляет, и я от нее гулять буду. А я б не стал, я… - Он губу закусил, запнулся. – Ну, я отцу и сказал, что не женюсь на ней. А он мне: что если я не хочу, он сам на ней женится, он как раз вдовец. А если Марийка упираться начнет, то сначала ее зажмет в уголочке, обрюхатит, а потом женится. Кому она еще потом будет такая нужна?
Вот же скотина!
Это я, кажется, вслух подумала.
Коен надулся еще больше, покачал головой.
- Он бы этого не сделал. – Так уверенно это сказал. - Не с Марийкой. Я… Он, конечно, далеко не святой, и тебя убить бы мог, в это я верю. Ты чужая и ведьма… уж прости. И Стефана убить бы мог, он достойный противник. Но вот так… он бы не стал. Только я все равно понял, что не хочу больше с ним под одной крышей. Не могу. Поругались. Крепко так поругались. Я сказал, что уйду. Он – что если только попробую, найдет меня собственными руками прирежет.
Зубами заскрипел.
Не прирезал бы, конечно. Но найти бы нашел.
- А Марийку ты, значит, одну бросил? – сказала я.
Коен аж дернулся. То ли испуганно, то ли… Кулаки сжал. Ноздри раздул.
- Скажешь, не бросил? – удивилась я.
- Я с Аделиной говорил. - Коен засопел сердито, - и она сказала, что в соседней деревне для Марийки уже жениха подыскала. Что тот жених хоть о ней сможет позаботиться, не то, что я… Он, конечно, не так молод, но… он еще с Майтеком ходил воевал, под Тарву, рука твердая. Жену защитить сможет.
- И что, думаешь, нужен Марийки этот новый жених?
Коен аж пятнами бордовыми пошел – так ему все это было безразлично.
- Почем мне знать? – буркнул, отвернувшись.
* * *
В походных делах толку от Коена оказалось немного.
Хотя парень он неплохой, и старался честно.
Весь день честно шел по лесу за мной, не жаловался, хотя точно к таким переходам не привык. А я его еще и немного кругами помотала, потому что торопиться нам особо некуда, а на дорогу выходить не хотелось.
На ночь остановились недалеко от большой деревни, на холме. Если повыше на дерево залезть, то и огни в домах можно разглядеть.
Костер разожгли.
И вот тут Коен умудрился ляпнуть: «А что у нас на ужин?» Я поржала над ним, он страшно смутился.
- Что поймаешь, то и на ужин, - сказала я. – Или, может, ты с собой в дорогу взял?
Не брал он ничего, конечно. И я не брала.
Воды мы из ручейка попили, я во фляжку набрала, фляжка у меня всегда с собой.
Гус никогда не спрашивал, что на ужин. Он мог и ужин добыть, и приготовить сам. И костер разжечь куда ловчее, и… да что говорить… Неудавшийся инквизитор. Их всему учили, и выживать в одиночку в лесу, и по следу идти сутками без отдыха, и дичь добывать, и похлебку варить и белье самому себе стирать. Все делать самому, даром, что благородных кровей.
За дичью мы с Гусом вдвоем ходили. Весело было. Я живое могу на расстоянии почувствовать, и не только человека, а хоть белку. А почувствовав – ухватить, так, чтобы белка замерла и нас к себе подпустила. А Гус брал маленький камешек и, вложив немного силы, кидал. Он такими камешками со ста шагов стальной доспех прошибить может. Что уж о белках говорить. Так что с ужином у нас никогда проблем не было. Хоть белку, хоть птицу… зимой, если уж совсем плохо, я могла и мышей из нор выманивать. Но так-то птицы в лесу всегда есть.
Да я и сама могла, без Гуса справиться. Птицу на ветке усыпить, а когда упадет – голову свернуть.
И сейчас могла бы. Но очень хотелось посмотреть, что Коен делать будет. Первая же ночь мне многое покажет.
Коен, голодный и уставший, заметно приуныл.
Сбежать-то он сбежал, а вот как жить дальше – представлял не очень. Хотя деньги у него были, так что пока не пропадет. А там, кто знает, может, побегает и домой вернуться надумает. Ему-то пока бояться нечего, только и сделал, что сбежал, отец его простит.
- А к людям нам совсем нельзя? – спросил он.
- Не стоит, - сказала я. – Чем меньше нас сейчас видят, тем лучше. А вдвоем – тем более. Там деревня рядом, я завтра утром попробую одна осторожно сходить, какой-нибудь еды нам купить. Но ты лучше сиди тихо.
- А почему сейчас сходить нельзя?
- Если сейчас пойти, то придется на ночь остаться. А если на ночь, то нас запомнят.
- И покормят… - вздохнул Коен.
В животе у него отчаянно заурчало.
Можно и сейчас, но я не пойду. И еды могу попросить так, что с радостью дадут, не спрашивая, и как только я за порог – забудут, словно и не было.
- Хочешь – иди, - кивнула ему. - Я держать не стану.
Он только головой мотнул. Не пойдет. Не так сразу, по крайней мере.
- И ты что, вот так всю жизнь, да? – спросил он. На меня посмотрел устало и жалобно.
- Не всю, - сказала я. - Последние три года, как дар открылся. Домой мне уже не вернуться, инквизиция ищет. А ты уже жалеешь, что из дома сбежал?
- Не жалею, - хмуро и очень серьезно сказал он. – Я своих решений не меняю.
Упрямый. Что ж, это хорошо, пожалуй.
- И что собираешься делать? Куда пойдешь?
Он задумался немного, носом шумно воздух втянул.
- В Майкошские степи, думаю. – Нахмурился, глядя в огонь. – Там дикие земли кругом, работа найдется. Хоть пахать, хоть строить… хоть сражаться с кшалями.
- Сражаться! – усмехнулась я. – Ты оружие хоть когда-нибудь в руках держал.
- Держал! – буркнул резко, с вызовом. – Меня отец учил. Не мечом, конечно, но топором голову снести сумею.
