предательство евреев и угроза русской государственности. Белов эксплуатирует целый ряд мифов, хорошо известных исследователям расовой, этнической и религиозной нетерпимости. Среди них миф о том, что мужчины из меньшинств вожделеют женщин из окружающего их большинства (у Белова еврейские мужчины вожделеют русских женщин). Один из героев романа, инженер Михаил Бриш, не может выбросить из сердца свою бывшую одноклассницу Любу, русскую красавицу, которая замужем за талантливым инженером-физиком Медведевым.
Роман открывается поездкой героев в Париж в 1974 году. Во время этой поездки Бриш подначивает еще одного еврея в группе советских туристов соблазнить Любу, чтобы тем самым вбить клин между ней и Медведевым. Бриш и его приятель-еврей заключают пари, и победитель получает бутылку виски «White Horse». Эта банальноапокалиптическая лошадь (ср. «конь белый» из Откровения апостола Иоанна Богослова, 19: 11) в тексте романа появляется несколько раз. Беловская белая лошадь, по-видимому, должна символизировать нравственный упадок Запада и предупреждать читателя, что под тлетворным еврейским влиянием разваливается не только русская семья, но и сама Россия. Взрыв в лаборатории, кустарно введенный в сюжет, приводит к аресту и административной ссылке Медведева. Бриш вскоре занимает его место сначала на работе, а потом в семье, женившись на Любе и усыновив / удочерив двоих детей Любы и Медведева. Во второй части романа действие происходит в 1984 году (когда, с исторической точки зрения, еврейская эмиграция из СССР практически замерла). Медведев возвращается и вступает в контакт с детьми как раз в тот момент, когда Бриш серьезно задумался об эмиграции. Белов вставляет сразу несколько антиеврейских, а в одном случае специфически антииудейских, выпадов в разговоры Медведева и его приятеля Иванова, алкоголика-нарколога, словно извлеченного из более ранней прозы писателя. Вчитайтесь в диалог между Медведевым и Ивановым, который во многом озвучивает авторские взгляды. Сатанизация евреев и параноидальные рассуждения о международном еврейском заговоре сближают «Все впереди» с исторической трилогией Белова:
– Ну, религий, пожалуй, не так уж и много, – заметил Медведев. – И суть их одна и та же.
– Одна? Нет, извини. Ислам, например, если не обязывает, то разрешает убивать иноверцев. Я уж не толкую об иудаизме…
– Ой, давно ли он начал думать о боге? – Валя толкнула локтем Светлану.
Иванов спокойно поглядел на сестру и жену. Он продолжал:
– Не знаю, как насчет бога, а дьявол есть, это уж точно. Я ощущаю его везде и всегда.
– Как? – Зуев поднял костыль. – Это, наверно,
я. Я ведь тоже хромой. Даже на обе ноги…
Но Иванов не был намерен шутить:
– Существует могучая, целеустремленная, злая и тайная сила, ты что, не знал? И мало кто сознательно выступает против нее… [Белов 1991–1993, 2: 344–345].
Последнее близко к тексту парафразирует «Протоколы сионских мудрецов» – фальшивку, столь почитаемую национал-патриотами. Говоря о Брише, Медведев заявляет: «Чтобы уничтожить какой-нибудь народ, вовсе не обязательно забрасывать его водородными бомбами, – сказал Медведев. – Достаточно поссорить детей с родителями, женщин противопоставить мужчинам. Не так просто, но возможно» [Белов 1991–1993, 2: 348]. Белов риторически подталкивает читателя к тому, чтобы увидеть в описываемых в романе манипуляциях Бриша аллегорию происходящего с Россией в руках евреев. Уже в самом конце романа «Все впереди» Иванов предупреждает Медведева о намерениях Бриша: «Когда ты решишь, они будут уже в каком-нибудь Арканзасе. Ты предал своих детей!» [Белов 1991–1993, 2: 387].
Даже Александр Солженицын, отнюдь не склонный пенять русским писателям за антисемитизм, даже Солженицын, отдавая должное таланту Белова и высоко оценивая его раннюю прозу, критически оценивает роман «Все впереди»:
Но тут автор не выдерживает далее своего раздражения, выходит за пределы семейного конфликта – и столкновение нарколога <Иванова> с Бришем накаляет в русско-еврейский спор – как будто вся причина произошедшего в еврейской принадлежности Бриша, – неужели это евреи виновны в беспутстве и развале русских семей? Тут уже зацеплено и – еврей ли Христос? и – «вековая тоска» в глазах Бриша, и «русская удаль», которая «скачет на тройке еще с гоголевских времен»… <…> Белов касается многих больных вопросов в тоне воинственном (но – ни звука о советском политическом устройстве) – однако весь счёт к современной цивилизации и нравственности не уместился в малую романную форму. От неразряженного авторского раздражения – и неудача [Солженицын 2003].
Неудача – это еще мягко сказано. Роман Белова слаб, плакатен – перед нами некая почвенническая позднесоветская версия романа «Что же ты хочешь» (1969) Всеволода Кочетова. Описывая карьеру Василия Белова, британский русист Арнольд Макмиллин пришел к следующей оценке романа: «Резкий упадок таланта, усугубляемый правым экстремизмом и антисемитизмом» [McMillin 1998: 153][47]. В романе «Все впереди» очевиден упадок творчества Белова на рубеже 1990-х годов.
Валентин Распутин. Экологический антисемит на перепутье истории
Валентин Распутин родился в 1937 году в селе Усть-Уда Иркутской области в крестьянской семье. По сравнению со своим старшим современником Астафьевым, Распутин вошел в литературу рано и стремительно. Он окончил историко-филологический факультет Иркутского государственного университета. Начав свой путь в 1959 году молодым журналистом в региональной сибирской прессе, к первой половине 1970-х годов Распутин стал одним из самых известных советских писателей. Он был не так плодовит, как некоторые из его накурников по движению писателей-«деревенщиков». Корпус художественной прозы Распутина насчитывает полдюжины повестей и коротких романов и около тридцати рассказов. События многих из них разворачиваются в сибирской деревне. Для Распутина-художника органичны экологические метафоры и аллегории; эпические масштабы описываемых им местных сибирских невзгод передают общее духовное состояние русского народа. В повести «Живи и помни» (1975) – на мой взгляд, лучшей у Распутина – в реке Ангаре без труда угадывается мифологический Стикс. Затопляемый остров, жителей которого заставляют покинуть родные дома в «Прощании с Матёрой» (1976), символизирует саму Россию, всю Россию советского периода. Пожар в одноименной повести (1985) горит с яростью апокалиптического пламени, сжигая сибирское село. Для прозы Распутина характерны открытые концовки, оставляющие без ответа вечные этические вопросы о любви, верности, дружбе и вере. По складу ума предрасположенный к проповеди, в художественной прозе 1970-х и 1980-х годов писатель удержался от программных заявлений и авторских комментариев. Вероятно, именно по этой причине повести и рассказы Распутина советского периода далеки от вопросов межнациональных и межконфессиональных отношений в контексте российской и советской истории, столь занимавших других писателей – «деревенщиков». Если Распутин-прозаик и затрагивает отношения между евреями и русскими, то делает это путем намеков и закодированных аллюзий. Является ли евреем носитель имени Рудольф (Рудик), разбивший сердце девочки Ио в известном рассказе «Рудольфио» (1967)?
