Я выхожу на улицу с намерением позвонить сестре и попросить её подобрать меня где-нибудь по дороге из её ресторана, но так и замираю с занесённым над кнопкой вызова пальцем.
Оливер опирается спиной на дверцу своей огромной тачки, руки скрещены на груди, и смотрит на меня с весельем во взгляде. Улыбается. Опускает голову вниз и вновь смотрит на меня:
– Можно я подвезу тебя домой, Ани?
Я отмираю, убираю телефон в сумку и склоняю голову вбок:
– А если мне нужно не домой?
Господи, зачем я это говорю?
– Отвезу туда, куда скажешь, – кивая, обещает Оливер.
– Прости, не знаю, что на меня нашло, – качаю я головой. – Мне нужно домой, всё верно. Спасибо, Оливер.
Парень тихо смеётся и отходит от машины, чтобы приглашающе открыть мне дверцу:
– Запрыгивай, милая русская.
Я принимаю его помощь, чтобы действительно запрыгнуть в салон – посадка не прилично высокая, а пальцы Оливера сухие и тёплые.
Встряхиваю головой и, утонув в огромном кресле, пристёгиваю ремень безопасности. Совсем скоро Оливер тоже шумно забирается в салон. Он улыбается мне, когда заводит двигатель и трогается с места.
Какое-то время тишину салона разбавляет лишь негромкое звучание музыки из модной магнитолы с небольшим экраном. Там под ритмы клубного репа качают своими филейными частями невозможные красотки. Отвожу взгляд от экрана и смотрю на знакомую дорогу впереди.
Через пару минут Оливер негромко интересуется:
– Ани, я могу задать тебе личный вопрос?
Я поворачиваю к нему голову и отвечаю осторожно:
– Смотря какой.
– Почему ты работаешь? – Он коротко смотрит на меня: – Я о том… У Роберта, разве, проблемы с финансами?
– По-твоему работают только те, кому не хватает денег?
– Нет, конечно, прости, – снова смеётся он. – Выходит, ты просто трудолюбивая?
– Не совсем, – улыбаясь, приходится мне признать. – Мне нравится быть при деле, да, но работать я пошла, чтобы самостоятельно накопить на машину и отточить английский язык.
Оливер выразительно ведёт бровями:
– Похвально, Ани, очень.
– Спасибо, – усмехаюсь я. – Кстати, о работе и отдыхе. Ты же не случайно забрёл в кафе на 18-ой улице?
– Не случайно, – виновато щурится он. – Хотел снова тебя увидеть.
Я смущаюсь его прямого взгляда и, отвернувшись, тихо спрашиваю:
– Зачем?
– Брось, Ани, это же очевидно.
Очевидно. Более того, очевиднее, чем ты хочешь это показать, Оливер.
– Почему вы с Никлаусом не выносите друг друга? – спрашиваю я. – Вы же братья, живёте в одном доме, знаете один другого с детства.
– Именно поэтому, – усмехается он, а затем коротко, но серьёзно смотрит на меня: – Ты и сама должна помнить, что он из себя представляет.
– И он всегда был таким? Грубым и жестоким? Но почему?
– Мы серьёзно будем говорить о моём сводном брате? – весело взлетают его брови. – Лично мне интересней узнать тебя, Ани.
Я всматриваюсь в его профиль и пытаюсь понять, насколько он искренен. Понятно, почему Оливер не хочет говорить о Никлаусе, но вот действительно ли ему интересно узнать меня? Или это один из побочных эффектов необходимости общаться со мной?
Отворачиваюсь и выкладываю о себе всё, как есть:
– Терпеть не могу лжецов и манипуляторов, ненавижу сигаретный дым, алкоголь и громкую музыку. Я приверженец откровенности и честности, предпочитаю правду, красивой лжи. Но при этом не люблю, когда лезут в душу, потому сама стараюсь не лезть туда, куда не просят. Я работаю над тем, чтобы быть взаимной исключительно хорошему ко мне отношению, но выходит не всегда, да. Однажды, я пообещала себе никогда не давать себя в обиду и планирую держать слово до конца. Поэтому, Оливер, если ты играешь в игру Никлауса, то играй без меня. Договорились?
Я снова смотрю на парня, он глядит на дорогу и молчит. На его лице если и было удивление, то уже исчезло, уступив место раздумьям над чем-то из того, что было в моём монологе. Над чем?
Мгновение спустя Оливер чертыхается и сворачивает машину к обочине. Останавливает её и разворачивается корпусом ко мне:
– Он это начал, не я. А знаешь, почему?
– Почему? – спрашиваю я тихо.
– В этом Никлаус весь! – лихорадочно горят голубые глаза. – Он всегда так действует. Мне назло, понимаешь? Приглянулась пожарная машина в детском магазине? Так он будет хныкать, пока его мать не купит её именно ему. Упал с велосипеда, разодрал колено и получил сочувствие от родителей, он вернётся с улицы с синяком под глазом! Увлёкся игрой в регби, он сделает всё, чтобы стать капитаном команды! Мне продолжать, Ани?
– Так я… я что-то вроде приглянувшейся детской игрушки? – шепчу я поражённо.
– Я обязательно должен сказать это вслух, да? – горько усмехается он. – Ты мне понравилась, Ани, и он это понял. Все вокруг поняли. Все, кроме тебя, очевидно.
Он возвращается в исходное положение, заводит двигатель и выезжает на дорогу. Челюсти сжаты, под кожей гуляют желваки, светлые брови хмуро сведены на переносице.
Я тоже смотрю на дорогу и не представляю, что думать. Мне стыдно. Но верю ли ему до конца? Интересный вопрос.
– Прости, – решаю я быть мягче. – Я не хотела тебя…
– Обидеть? – усмехается он. – Э-э, нет, Ани. Чего-чего, а жалость твоя мне нужна в последнюю очередь. Просто… Просто разреши себе узнать меня получше, ладно?
– Ладно, – соглашаюсь я. А что мне остаётся?
Оливер медленно выдыхает и кивает, складка между бровей разглаживается, на губах проявляется призрак улыбки:
– Хорошо. Со спиртным и сигаретами ясно, но чем тебе не угодила музыка?
Я неловко улыбаюсь:
– Долгая история. Возможно, однажды я тебе её расскажу.
– Хорошо, – повторяет он, бросив на меня понимающий взгляд. – Тогда расскажи о том, о чём не против рассказать. О чём угодно.
Я задумываюсь ненадолго, а затем выкладываю ему свои первые впечатления о городе, в котором он родился и рос. О стране в целом. О моём помешательстве на ней с детства.
Мы много хохочем, перекидываемся необидными колкостями и за этим делом незаметно добираемся до моей улицы, а затем и до моего дома. Но от меня не укрывается пытливый взгляд Оливера в сторону машины Никлауса, одиноко стоящей у дороги. А затем я вижу и хозяина машины, быстро сбегающего с невысокой лестницы на входе в дом.
Ник топорно останавливается при взгляде на огромную тачку сводного брата. Я напрягаюсь и смотрю на Оливера. Неужели, парень специально вёл машину неспешно? Потому что знал, что Ник куда-то собирается, знал, во сколько? Или же дело во мне? Я стала настолько недоверчивой из-за последних событий в моей жизни?
