фотографиями боксеров и красочными афишами. Олаф сидит за письменным столом, на котором выстроился целый ряд телефонов, – они почему-то никогда не звонят раздельно. За другим столом фальшивая блондинка старательно стучит на пишущей машинке.
– У тебя есть свободная минута для меня или ты занят? – спрашиваю я, каблуком захлопывая дверь.
Олаф предлагает мне сесть. Он лыс, как яйцо, и весит никак не меньше жокея. Тонкая золотая цепочка от часов свисает у него с жилета, галстук небрежно наброшен на шею.
– Как поживаешь, Вик? – он изображает на лице приветствие. – Нет, я не занят… Здесь нечем заниматься, так что я полностью располагаю своим временем.
И сразу же, чтобы уличить его во лжи, три телефона начинают трезвонить одновременно, дверь открывается одним ударом, чтобы пропустить двух верзил, которые кричат что-то относительно формы, которую они хотят получить в день состязаний.
Верзилы так огромны и безобразны, что походят на двух гиппопотамов, но Олаф обходится с ними так, как будто они лилипуты.
– Найдите вуаль, болваны! – рычит он, и те поспешно ретируются. Потом хватает трубки двух телефонов и рявкает в них, что занят, хватает трубку третьего, слушает одну минуту, потом шипит: «Разорви свой контракт и выбрось за дверь», – после чего вешает трубку.
– Хочешь сигару, Вик? – он толкает в мою сторону коробку. – Что же это такое происходит? Я слышал разговоры про убийство. Я не знал эту девушку, но если тебя это огорчает, то огорчает и меня.
– Это была чудесная девушка, Олаф, – я беру из коробки сигару. – Не будем больше говорить об этом. Ты немного знаешь Милса?
Он проводит рукой по лысой голове и, сделав гримасу, смотрит на фальшивую блондинку.
– Это очень распространенное имя. Как его фамилия?
– Он мне не представился. Красивый парень, лет двадцати трех – двадцати четырех. Умеет пользоваться своими кулаками. Быстр, как торпеда, и дерется, как профессионал, но у него нет никакой метки.
– Ты спрашиваешь, не знаю ли я его? – он снова почесал голову. – Это Сезар Милс. Несомненно, это он. Если бы он не интересовался так женщинами, то давно бы уже стал чемпионом. Он начинал у меня. Никто не смог его побить. Я надеялся сделать из него чемпиона, но этот маленький кретин не пожелал работать. Он выиграл три встречи, а когда я предложил встретиться с людьми более сильными, он уклонился. Он ушел от меня месяцев шесть назад.
– Мы немного повздорили, – говорю я и поворачиваюсь так, чтобы он мог видеть мою шею. – Теперь он пользуется еще и ногами.
Олаф широко раскрыл глаза.
– Негодяй! Оставь его, Вик, он опасен. Тебе кажется, что ты уже победил его, а он в это время готовит новую ловушку. Даже и теперь я не уверен, что его можно побить. Я никого не могу выставить против него, разве более тяжеловесного парня, да и то не уверен в успехе. Где ты на него нарвался?
– Он сторожит Санта-Розу. Я приходил туда по делу, и у нас вышли небольшие разногласия.
– Сто-о-рож? – удивленно тянет Олаф. – Но он же набит монетой по макушку! Мы, вероятно, говорим о разных парнях!..
– Нет, о нем. Что заставляет тебя думать, что у него есть деньги?
– Но, черт возьми, его образ жизни! Он время от времени приходит сюда. Одет, как миллионер, а его синий с кремом «роллс», а дом на Кервуд-авеню, и еще не знаю что!..
Я вспомнил портсигар, который Милс вынул из кармана, но ничего не сказал.
– Никто не знает, откуда у него деньги, – продолжает Олаф. – Когда он пришел ко мне в первый раз, он был тощий и облезлый, как крыса. Странно… Может, он находится на привязи. Я его давно не видел. Больше месяца.
– Он увлекается женщинами, ты говоришь?
Олаф разводит руками.
– Я говорю? Он только слегка махнет рукой – и они падают штабелями. Вот так-то!
– Спасибо, Олаф, – я слегка потер шею. – Ты помнишь тот удар, которому меня научил Батлер? Так вот, с Милсом это имело такой успех, словно я ударил по резиновому мячу.
– Это меня не удивляет. У него замечательная реакция. Но если ты его тушируешь, он быстро выдыхается. Только это очень трудно исполнить…
Я останавливаюсь в дверях.
– Олаф, а кто эта рыжая в зале? С китайскими глазками и в брюках-фантази?
Лицо Олафа расплывается в улыбке.
– Гель? Гель Болус! Вот это здорово! Я неделями не вижу ее. Она многое может тебе рассказать о Милсе, так как некоторое время была его любовницей. Куколка высокого класса! Когда Милс перестал интересоваться ею, она первая его бросила. Это было шесть месяцев назад. Она приходила сюда каждый вечер, потом пропала. Мне сказали, что она покинула эти края. Личность, Вик, какие редко встречаются. Пошли со мной. Я хочу поговорить с ней.
Глава 2
Завтрак у Финнегана проходит шумно, весело и без переживаний. Посредине зала стоят столы для случайных посетителей. Но для постоянных клиентов он оставляет столики в кабинках.
Сидя за своим столиком у бара, я вижу входящих Кермана и Бенни и машу им рукой. Они направляются в мою сторону. Изредка Керман останавливается, чтобы извиниться перед дамой, чью шляпу он задел, а Бенни нахлобучивает эту шляпу на ее владелицу и остается очень доволен, если видит, что дама рассердилась. У обоих довольный вид, и это кажется мне хорошим признаком. В таком состоянии они особенно продуктивно работают. Очутившись в непосредственной близости от моего столика, они обнаруживают мисс Болус. Оба останавливаются, как громом пораженные, потом, как сумасшедшие, бросаются завязывать знакомство.
– Тихо, вы, олухи! – говорю я им, отталкивая назойливые руки. – Перестаньте скалить зубы. Садитесь и постарайтесь принять вид хорошо воспитанных людей. Для вас здесь нет ничего интересного.
– Ты не находишь, что этот парень слишком много позволяет себе? – обращается Бенни к Керману.
– Он посылает нас протирать подошвы до костей, а сам в это время развлекается с хорошенькими женщинами. И чтобы привести все в порядок, заявляет, что нас это не касается!
Керман поправляет узел галстука и глядит на мисс Болус с подчеркнутым восхищением. Потом отвечает:
– Мадам, я не исполнил бы свой долг, если бы не раскрыл вам глаза на этого типа и не показал его истинное лицо. Знайте, мадам, что этот человек – гроза молоденьких девушек без покровителей. С четырех сторон нашей страны отцы, вооруженные ружьями, преследуют его, чтобы отомстить за поруганную честь своих дочерей. Каждый раз, когда он проходит мимо детского приюта, бедные покинутые малютки протягивают свои тонкие ручонки и кричат «папа!». Все очаровательные молодые девушки,
