с животных, а потом…
Моё лицо исказилось в гримасе отвращения.
— Знаю, знаю, ты не делаешь этого, но у тебя всегда будут обстоятельства, чтобы, сражаясь за свою жизнь, убивать других. От тебя требуется только одно, когда от твоей руки или пули кто-то отдаст душу божественному эфиру, ты должен вслух сказать, что ты отдаёшь её духам Африки, а мы тут разберёмся между собой по-братски. Главное, чтобы ты выполнил свой договор. Едва ты это сделаешь, я смогу тебе подсказывать, так ты сможешь взять власть. Денег и сокровищ не обещаю, но мои знания ещё могут тебе пригодиться. Я появился тогда, когда этот континент лишь нарождался, и знаю я много. А в твой век знания — это сила. Люди хотят жить вечно, об этом они мечтали всегда. Помни об этом, Мамба, а сейчас — прощай! Я слишком слаб, чтобы вести с тобой разговор. Помни — знание сила!
Образ змееголового вновь исказился, поплыл, распался на отдельные рваные тени и постепенно исчез, растаяв в африканской ночи и оставив после себя лишь мистическое ощущение тяжелого взгляда демонической сущности. Духи Африки смотрели её глазами на дерзкого человечишку, который рискнул разбудить их и попросить о помощи, но игра того стоила…
Едва наш разговор завершился, мир ожил, а я в изнеможении повалился на землю, хрипя и рыча. Белки моих глаз закатились под самые брови, а лицо было настолько искажено, что все, кто наклонился ко мне, в испуге отпрянули назад. Через несколько минут одеревеневшие лицевые мышцы расслабились, и я пришёл в себя.
Костёр уже почти погас, и закопчённый котелок уже не бурлил. Поднявшись, я натужно закашлялся, отплёвываясь кровью и соплями. Звук моего кашля побудил заказчика целебного зелья осторожно приблизиться ко мне.
— Мой брат будет жить?
— Будет, — громко плюнув загустевшую слюну, ответил я. — Напиток здоровья почти готов. Когда остынет, мы напоим твоего брата, и он выздоровеет. Я разговаривал с богами Африки, и боги смилостивились, даровав мне тайну и силу напитка. Он будет жить, а сейчас отойди, мне надо помешать зелье, чтобы оно стало ещё сильнее, и попробовать его.
Взяв в руки железную ложку, что валялась возле костра, я подошёл к котелку и принялся перемешивать настой. Хотелось немного пошалить, плюнув в варево для пущей важности, но сдержался. Слюна у меня целебной не была, так что, обойдётся.
Попробовав с ложки настой, я нашёл его очень достойным и получившимся как надо. Сняв котелок с огня, наполнил услужливо подставленную кружку и пошёл к больному. Приподняв Манхалу голову, я напоил его. Больной судорожно сглатывал напиток, не приходя при этом в сознание, он бредил. Котелок с остатками зелья держал в руках брат больного, с тревогой смотря на своего родственника.
Я стёр с лица больного обильную испарину и, нацедив вторую кружку, вновь приложил её к устам страдальца. Его снова бросило в жар, да так, что пот ручьями тёк по лицу. Напитка хватило и на третью кружку, после чего, дав знак удалиться от больного, я напоил его в третий раз, оставшись ждать результата.
За стеной палатки между тем разгоралась драка. Жаждущие вылечиться от всех мыслимых и немыслимых болезней плеснули свежей воды в котелок, разбавив остаток зелья, и теперь яростно сражались за него, вырывая друг у друга. Каждый старался урвать себе хоть пару капель священного напитка. Все они видели, с каким трудом он создавался, и поэтому в его целебных свойствах никто не сомневался.
— Мне! Дайте мне напиться, я страдаю поносом!
— Не давайте ему, он врёт, срёт он редко. Дайте лучше мне, меня лихорадит каждую ночь.
— И мне, и мне дайте, я плохо себя чувствую, у меня болит голова и член. Яйца опухли, дайте мне!!!
Так они орали друг на друга, вырывая несчастный котелок из рук, и наскоро делая из него хотя бы один глоток. Список мнимых и настоящих болезней был так широк, что все и не упомнить. Да и на хрен они мне сдались? Почувствовав, что пациенту стало лучше, я, шатаясь от усталости, ушёл к себе в палатку и бухнулся без сил на лежак.
Разбудил меня шум и гам, что поднялся с утра. Как оказалось, все встали по сигналу, я же продолжал спать без задних ног и, как назло, меня вызвал к себе майор-кубинец для проведения разборок. Мои товарищи и соклановцы стоически охраняли мой сон и не пускали эфиопов в палатку, не желая, чтобы они меня будили. Но меня всё равно разбудили, оттолкнув моих защитников. Всё же, человек с ружьём, это человек с ружьём.
— Вставай, тебя начальник лагеря зовёт, — грубо пихая меня рукой, орал один из кубинцев.
— Иду, — кратко ответил я, продирая глаза ото сна.
Пришлось идти, и я, заложив руки за спину, конвоируемый сразу двумя эфиопами, последовал в командирскую палатку. Там меня явно заждались. Майор рвал и метал, когда я зашёл внутрь.
— Это что вчера было??? — с ходу наехал кубинец.
— Обряд лечения, — спокойно ответил я ему.
— Какой ещё обряд лечения, кто приказал?
— Никто не приказывал. Меня попросили спасти брата, которого укусила змея. Он лежит в медицинской палатке. Я спас его с помощью обряда и напитка, что приготовил для его лечения. Я хорошо знаю травы, дед научил. А чтобы в напиток поверили все, нужно провести обряд единения. Сила богов в силе внушения, — съехал я на поучительный тон. — Мы должны верить в чудо, но чуда не достичь одними словами, нужны и дела. Мы провели обряд, после него я дал больному лечебное зелье. Ему уже лучше.
— Я знаю! — отрезал майор. — Тебе очень сильно повезло, что он остался жив, а не умер от твоего варева.
Ну-ну. Вероятность, что он умер бы от «лечения» их «медика», была намного больше. Я разозлился и включил режим упёртого фанатика.
— Он не мог умереть от моего варева! Башир знает травы, Башир знает ягоды, Башир знает многое, но молчит, потому что его никто не спрашивает. Башир может лечить, а может не лечить. Башир может разговаривать с духами Африки. Башир любит Африку, Башир молодец! Башир…
— Хватит! — взбесился кубинец и сорвал с моей майки значок гвардии, вырвав его с мясом. — Пошёл вон!
— Вот и кончилась гвардия, — грустно сказал я вслух и вышел из палатки. Силён же, сука. Неожиданно на меня нахлынула злость и, уже уходя, я громко проорал: — суки!
— Ты слышал, что он сказал, Хосе? — опешил от услышанного капитан Сергей.
— Нет! Что он сказал?
— Он обозвал нас суками.
— Нет, тебе показалось. Впрочем,
