и вдруг остановился. Подошёл. Коснулся металлического зеркала рукой. Вгляделся в собственное отражение.
«Это… я?» У него не просто закрылись язвы. Перестали кровоточить. Прекратили гноиться раны. Но и узловатые, чернеющие опухоли под кожей, придающие всему телу привычный горбато-шишковатый вид, зримо уменьшились в размерах. Даже самая крупная опухоль, в области лба, сократилась, несколько изменив лицо. На автомате Гронос поднял к опухоли руку, сдавил её пальцами. Делать это было по-прежнему больно, и мутант поморщился. Но столь очевидные изменения во внешности… Понятно теперь, отчего шарахались слуги. Неужели один только энтельмпозитивный контакт с саркисоидом настолько повлиял на его мутацию? Обратил её вспять?! Разве же подобное возможно?..
Вернувшись в сознание после облучения ликсом, Луксонт ощутил, что практически не чувствует конечностей, и рефлекторно свернулся калачиком на холодном и жёстком полу своей темницы. Только сейчас у него наконец это получилось. Излучатели — во лбу и в груди — по-прежнему страшно горели, и саркисоид плотно прижал к ним запястья. Внутри всё тряслось, колотилось, дрожало… «Нет… Нет…» Как же хотелось спрятаться. Защититься. Просторное помещение пугало Луксонта, и он мечтал о возможности хотя бы завернуться во что-то с головой… Но не имел её. Необыкновенно остро, всем существом он чувствовал свою уязвимость, как будто жизнь его висит на волоске. Будто, если кто-нибудь, всё равно кто, войдёт в комнату и окажется рядом — это его моментально убьёт. «Только не трогайте меня, — трясясь от страха, осознавал саркисоид. — Моё поле… Его почти нет». Слёзы непрестанно катились по его побледневшим щекам.
Потребовалось много времени. По крайней мере, казалось невыносимо долго. Прежде чем он смог наконец успокоиться. Боль сделалась тише, и саркисоиду удалось уснуть. Восстановление биополя происходит главным образом в состоянии сна.
Этой ночью Гронос снова мучился от боли, хотя галлюцинации вроде и не приходили. Он сперва ворочался в постели, а потом поднялся, решив прогуляться по кораблю. Но не успел покинуть каюту, потому что дверь раздвинулась, и на пороге возник…
— Ты опять здесь?!
Точно, он ведь забыл сегодня приказать найти и заделать лазейку в камере саркисоида! Луксонт едва держался на ногах, опираясь о стену. Грудь его так и ходила ходуном, капли пота на бледной коже поблёскивали в свете, падающем из коридора.
— Сейчас… задохнусь… — произнёс он между шумных, судорожных вздохов.
«О нет, только не это опять! Я не нанимался делать ему каждый раз искусственное дыхание!» — подумал Гронос и, сделав грузный шаг в сторону кровати, протянул руку к пульту генератора атмосферы. А потом сел, бросая косые взгляды на саркисоида. Тот вскоре отдышался. Подошёл и сел рядом, подняв взгляд глубоких голубовато-зелёных глаз на мутанта.
— Выглядит лучше, — заключил Луксонт, словно врач, осмотрев поверхность туловища злодея.
— Ты мне не врач! — по привычке грубо процедил тот.
Луксонт ничего больше не говорил. Он приблизился вплотную, наклонив голову к груди мутанта, и тот увидел, что он всё ещё дрожит. Саркисоид начал вылизывать тело Гроноса. Не только грудь и живот, но теперь и конечности, которые тоже были покрыты уродливыми буграми опухолей и кратерами язв. И снова злодей сидел, не шевелясь. Он видел, как тяжело саркисоиду. Но почему? Для чего же тогда он старается? Даже после того, чему подвергся сегодня… Боли почти оставили мутанта, но всё же, не прошли до конца.
— Всё ещё больно? — спросил вдруг Луксонт, остановившись.
Наверное, прочёл по лицу.
— Прости, я потерял много прострали…
«Чёрт возьми, да почему я вдруг чувствую себя виноватым?!» — Гронос лишь опустил голову, заслонив лицо крупной опухолью на лбу. Ещё некоторое время они провели в молчании, и он прикладывал волю к тому, чтобы открыть своё поле по максимуму, чтобы не спровоцировать ни малейшего повреждения для Луксонта… «Родственно ли моё биополе ему? Я никогда не смотрел на себя сквозь простральный сканер… Какого вида моя жизненная простраль? Мне всегда было наплевать на это».
— А тебе — больно?
В этом вопросе, который вдруг слетел с его губ, уже не звучало угрозы. Саркисоид смущённо улыбнулся.
— Да.
Когда он наконец-то ушёл, к счастью, собственным ходом, Гронос сразу улёгся в постель. «Я чуть не извинился перед ним, вот чёрт, я был на волосок от позора!» — признался он сам себе, уже начиная проваливаться в сон.
Войдя наутро в каюту хозяина, чтобы поговорить о маршруте корабля, главный пилот застал Гроноса вешающим длинную шкуру ящера над кроватью.
— Решили обновить обстановку? — приглушённо пробормотал он, цокнув языком, и вдруг, шумно втянув ноздрями воздух, заметил: — Свежо тут у вас!
За спиной у него слегка раскрылись и снова скукожились перепончатые рудиментарные крылья. Гронос обернулся.
— А ты что без маски, Сиур?
— Да я по быстрому, — отговорился пилот. — Жду вас в зале управления, нужно определиться, куда летим.
— Хорошо, я зайду.
Сакрин посмотрел на мутанта с каким-то недобрым подозрением, прежде чем выйти за порог.
— Ах, да, — вдруг окликнул его Гронос.
Он вспомнил невольно, что собрался приказать заделать лазейку в камере саркисоида, чтобы тот не сбежал при очередной высадке… Но уже не был уверен в этом своём намерении. Он приходил в его каюту по ночам уже дважды. Может… придёт опять? Ведь даже после облучения ликсом… пришёл. Умом он понимал, что это ненормально, не соответствует субординации. Что он должен пресечь это всё, наказать как следует пленника, показать ему место. Но вместе с тем Гронос чувствовал изменения в собственном состоянии, разительные изменения, которые произошли всего за двое суток! И это были изменения в лучшую сторону. Такие, каких не удавалось добиться традиционной медицине. Впервые за многие годы Гронос обрёл надежду на излечение. Именно надежда эта побудила его оставить повышенную концентрацию кислорода в своей спальной каюте и загородить пульт генератора декоративной шкурой. «Ну что же мне, самому к нему ходить? Как бы это не вызвало подозрений, если кто-то увидит…» Взгляд его уставился на пиалу с румяными фруктами, которые минут пять назад принесли слуги к завтраку. А перед внутренним взором предстал образ саркисоида. Такой истощённый, измученный… Что-то непривычное больно кольнуло в груди. И, сам для себя неожиданно, он выдал совсем другой приказ:
— Скажи-ка им там удвоить питание саркисоиду… — подумал и исправился: — нет, утроить.
Сакрин так и застыл с приоткрытой зубастою пастью.
— Эм… — закрылась она через полминуты. — Ну тогда, полагаю, нам придётся держать курс поближе к системе Намарту. Чтобы пополнить запасы. Вы… уверены, хозяин?
— С каких пор ты подвергаешь сомнению мои приказы? — сурово выговорил тиран.
— Тс, никак нет, хозяин. Прошу простить мою дерзость.
И он
