– Ники наконец‑то передала мне опекунство этим летом. – Улыбка сбежала с лица Финна, нижняя челюсть напряглась, губы сурово сжались.
– Ты имеешь в виду, что ее здесь вообще нет?
– Она годами то пропадала, то возвращалась, обещая, что на сей раз все изменится. Я купил ей дом, обеспечивал деньгами для девочек, но она оставалась с ними лишь до тех пор, пока на горизонте не появлялся очередной бойфренд‑неудачник. Либо он переезжал к Ники, либо она к нему, а полгода спустя девочки оказывались у меня на «каникулах», чтобы не мешать матери строить отношения. Иногда это продолжалось две недели, иногда месяц, а то и дольше. Я устал потакать такому образу жизни. Детям нужна стабильность, особенно Саффи.
– Я заметила, что она легкоуязвима.
Они прошли несколько шагов в молчании. Когда Финн снова заговорил, его голос прозвучал жестко и нервно:
– Я должен был сделать что‑то раньше, но не хотел оттолкнуть Ники. Она могла запретить мне видеться с девочками. Вопреки очевидному, мне хотелось верить, что в конце концов она поступит правильно. Ты знаешь, как Ники защищала меня от пьяного отца. Даже когда она делала что‑то не так, ее намерения всегда были добрыми. Она заслуживала шанса все исправить. Но когда Саффи…
– Что с ней случилось?
Финн вздохнул, и Алекс прочла по глазам, что он не уверен, стоит ли отвечать на вопрос.
– Она напомнила мне тебя. Твой полный надежды взгляд, когда родители надолго уезжали, и ты ждала их возвращения. Или когда твоя мама проходила мимо, не обращая на тебя внимания. Этот взгляд и тогда разбивал мне сердце, а когда я увидел такое же выражение в глазах Саффи… У меня были деньги, дом, я мог дать ей стабильность, в которой она нуждалась. Ники любит дочек, поэтому я думал, что она не отдаст их без боя. Готов был решать вопрос через суд, если потребуется. Но сестра не стала бороться.
– Может быть, она сдалась именно потому, что любит их. И знает, что с тобой им будет лучше.
Сердце Алекс колотилось так громко, что она едва слышала, что говорит. Ей всегда казалось, что она отлично скрывала страх быть отвергнутой от всех, включая Финна. Она старалась, изображая улыбчивую, импульсивную, плюющую на все с самой высокой колокольни девочку, которую хотели видеть ее родители. Никогда не плакала, не дулась, не следовала правилам. Очаровательная бунтарка, настоящее яблочко от яблони Бомонов.
Бомоны не нуждались ни в чьем одобрении. Правила их стесняли, стабильность утомляла. Алекс изо всех сил делала вид, что разделяет эти жизненные установки. Но если Финн раскусил ее притворство, значит, и родители могли догадаться?
– Может быть, – согласился Финн. – В то время я уже купил Блейкли, начал инвестировать в центр активного отдыха, решил сократить разъезды. Обосноваться здесь казалось самым логичным. Девочкам полезно жить на одном месте, ходить в одну школу.
– Ники вообще их не навещает?
– Она в Индии. Я оставил ей право видеться с ними, когда она захочет, при условии, что встречи будут происходить в Блейкли. Даже выделил отдельную спальню, которую она пока ни разу не видела. Я несу за девочек полную ответственность, пока они не получат образование.
– Ты взял на себя большие обязательства.
– Выбора не было. Я не мог их подвести. Я больше не хочу подводить людей, которых люблю.
Фраза повисла в воздухе, мешая Алекс дышать. Кого Финн имел в виду? Своего агрессивного, несговорчивого отца, который до последнего отказывался принимать помощь? Сестру, которая не нашла счастья в собственных детях и бросила их, чтобы продолжить поиски? Или речь о событиях десятилетней давности, когда он обещал защищать Лолу Бомон, как верный рыцарь, а потом предал ее?
– У тебя был выбор, и ты выбрал девочек. Твое богатство не отменяет альтруизма поступка. Даже благополучных детей трудно воспитывать в одиночку.
– Вот почему их интересы для меня важнее всего.
– Я не сомневалась.
Несмотря на все, что осталось несказанным между ними, на ложь, тайны и предательство, в этом случае Алекс могла только восхищаться Финном. Она даже позволила себе пожалеть, что никто не поставил ее интересы выше своих, когда она еще нуждалась в чьей‑то заботе.
Финн снова испытывал затруднения с догадками, что происходит в голове Алекс. Он понимал ее любопытство насчет девочек и оценил сочувствие, проявленное в разговоре, но молодую женщину по‑прежнему окружала непроницаемая аура отстраненности, словно она общалась с ним из другой, очень далекой реальности.
Возможно, именно это делало Алекс профессионалом такого высокого класса. Финн наблюдал за ее работой на банкете для прессы: она направляла собравшихся журналистов железной рукой в шелковой перчатке, не позволяла им удаляться от обсуждения бренда, следила, чтобы они получали только те впечатления, какие она хотела. Эта Алекс совсем не походила на знакомую ему девушку, которая реагировала на каждое жесткое слово, как на удар хлыста.
Конечно, ранимость Лолы оставалась секретом для всех, кроме Финна. Она хорошо умела прятать свою истинную натуру. Была ли нынешняя Алекс ее новой маской? Финн не мог сказать наверняка, но очень хотел выяснить.
– Дядя Финн, можно Алекс поможет нам выбрать дерево? – Раскрасневшаяся Скарлетт подергала его за рукав. – Мы нарядим елочку из нашего собственного леса. У дяди Финна много елочных игрушек, он привез их из путешествий.
– Я тоже коллекционировала елочные игрушки, – сказала Алекс, чуть побледнев. – Но мне пришлось оставить их дома, когда я оттуда уехала.
Алекс упорно отводила взгляд, но Финн знал, что они думают об одном и том же. Отправившись на свой первый показ в Нью‑Йорк под условным присмотром матери, пятнадцатилетняя Лола купила Финну в подарок елочный шарик – стеклянное яблочко, слишком деликатное для его самопальной елки и совершенно бесполезное для семнадцатилетнего паренька, который стремился поскорее закончить школу и вырваться из Блейкли. Но Финн поблагодарил ее, и с тех пор Лола привозила из каждого путешествия по две одинаковые елочные игрушки – для себя и для него.
Финн сохранил их все.
– Так мы идем за елкой или нет? – спросила подошедшая Саффрон.
– Я как раз объясняла Алекс, что мы собираемся делать, – ответила Скарлетт с необыкновенным достоинством. – И приглашала ее присоединиться к компании.
Рассмеявшись, Финн взглянул на Алекс и увидел, что она тоже смеется. Улыбка смягчила выражение ее серых глаз, подчеркнула сладкую полноту губ. В горле Финна встал жесткий комок. Лола выросла из красивой девочки в восхитительную женщину, однако в полной мере это проявлялось, лишь когда она позволяла себе быть естественной и улыбаться от души.
Оглушенный сердцебиением, он смотрел на Алекс и не мог насмотреться. Какое бы имя она ни носила, Лола‑Алекс оставалась единственной женщиной, которая заставляла его кровь кипеть. Сердце неистово колотилось: он бы поверил, что стук слышно в замке. Желание прикоснуться к ней причиняло почти физическую боль. Финн знал, какая она на вкус – сладкая, свежая, упоительная, как нектар. Помнил ощущение теплой шелковистой кожи под руками. А Алекс хранила интимные воспоминания о нем, хоть и не желала в этом признаваться.
