Я уже скопила достаточно денег для первоначального взноса за квартиру в Нью-Йорке, достаточно близко к Елене и маме в Маленькой Италии, чтобы можно было дойти до их дома из коричневого камня, но достаточно далеко, чтобы дать мне немного покоя. У меня были друзья. У меня была автономия. Я так усердно работала ради всего этого, потела, рыдала и болела, чтобы обеспечить себе лучшую жизнь.
И в тот момент мне хотелось снова отказаться от всего этого ради самого загадочного человека, которого я когда-либо знала, просто на случай, если он захочет меня вернуть.
Прежде чем остановить себя, я обернулась, мой взгляд безошибочно нашел его взгляд среди массы красивых людей. Он стоял в противоположном конце комнаты, как можно дальше от меня в общем пространстве. Это не было случайностью. Один взгляд на его холодное лицо, его отстраненные глаза, как будто он смотрел на незнакомца, а не на сбежавшую жену, укрепила мое осознание его презрения ко мне.
У меня перехватило дыхание, как будто в меня врезался шестнадцатиколесный грузовик.
— Козима? — Я смутно осознавала, как Дженсен коснулся моей руки. — С тобой все в порядке, милая?
Нет.
Нет, черт возьми, со мной было не все в порядке. Мне хотелось закрыть глаза и свернуться калачиком в темном месте, чтобы спокойно поплакать на коленях.
Один год укрепления своей защиты, один год размышлений о том, как бы отреагировал Александр, когда узнал бы, что меня нет.
Год ожидания, пока он найдет меня и утащит обратно в свое подземное царство.
А теперь это.
Безразличие было настолько острым, что, казалось, меня подкосились ноги.
Александр отвел взгляд от меня, как будто смотрел сквозь привидение, а затем нежно наклонился, чтобы поцеловать идеальную золотую голову Агаты гребаной Говард, прежде чем развернуться на каблуках и быстро выйти из комнаты.
Прежде чем я успела остановиться, я последовала за ним.
Несколько человек пытались помешать мне вежливой беседой, но я как будто находилась под водой, настолько глубоко погрузившись в свое желание снова пообщаться с Александром, что не могла никого слышать. Я бросилась вверх по ступенькам и вышла за дверь в прохладную миланскую зимнюю ночь, осматривая площадь Пьяцца дель Дуомо в поисках высокого человека с короной золотых волос.
Краем глаза я уловила их отблеск и наблюдала, как Александр целеустремленно направился к самому огромному белому собору, хотя он был закрыт и заперт на ночь. Он пожал руку человеку, который появился из тени, а затем протиснулся через массивные центральные бронзовые двери в священное пространство.
Я удивлялась, как он не загорелся.
Я быстро сбежала по ступенькам на своих шестидюймовых туфлях от Gucci, благодарная, что годы модельного бизнеса помогли мне уверенно передвигаться по камням в такой обуви.
Я запыхалась, когда добралась до надвигающихся готических дверей, в ужасе от того, что кто-то появится из ночи и помешает мне гнаться за Александром.
Никто этого не сделал.
Собор был пуст и сверкающе готичен в мутном лунном свете, проникающем сквозь множество окон. Я слышала, как мои шаги звенят по мрамору, эхом отражаясь от сводчатых потолков и вдавленных алтарей.
Я чувствовала себя жертвенной девственницей, добровольно идущей навстречу собственной резне, но не могла заставить себя отказаться от погони, пока искала его в массивном строении. Я остановилась перед статуей Святого Варфоломея, с содранной кожей, обернутой вокруг обнаженной плоти, как палантин, как будто он гордился своей уязвимостью, довольный своими жертвами. Я протянула руку, чтобы провести пальцем по гладкому мрамору его лишенных кожи мышц, и вздрогнула от сочувствия.
Я почти ожидала найти Александра за алтарем справа от скульптуры с изогнутым ножом в руках и плащом на голове, ожидающего, чтобы убить меня и принести в жертву богу вина и веселья Ордена.
Его там не было.
Вместо этого дверь на лестницу, ведущую на крышу, была слегка приоткрыта, и прохладный ветер свистел в щель, словно призывая меня войти.
Я считала шаги, поднимаясь в кромешной тьме, сосредотачиваясь на 250 шагах, а не на растущем предвкушении, которое бурлило в моем организме, как кислота, разъедая меня изнутри.
Будет ли он рад меня видеть?
Неужели он выманил меня с вечеринки, чтобы снова по праву объявить меня своей после более чем года безумных поисков? Будет ли он наказывать меня, прижимая мою задницу и колени к неумолимому мрамору в качестве покаяния за мой грех побега, чтобы мы могли вместе уйти из этого места, очистившись и снова возродившись после его наказания?
Я не знала, как это сработает. Оставалось еще принять во внимание Ноэля и Орден, мою семью и тайну дальнейшего существования Сальваторе после того, как Александр предположительно убил его.
Еще так много тайн, которые лучше оставить нераскрытыми.
Я бы раскопала их все голыми руками, пока кожа не начала бы шелушиться, трескаться и кровоточить, если бы это означало, что Александр вытащит меня из неопределенности, в которую превратилась моя жизнь, и заберет меня с собой домой.
Дверь скрипнула, когда я ее открыла, а затем ударилась о стену так громко, что это походило на выстрел.
Александр не испугался.
Он стоял посреди крыши на узкой плоской площадке между высокими контрфорсами и сложными резными шпилями.
Я чувствовала себя крестьянином, входящим в тронный зал короля, и мои колени чуть не подкосились, прежде чем они смогли перенести меня через крышу в его пространство. От холодного окна мое тело покрылось мурашками, а соски стали заметны под прозрачной тканью платья. Я чувствовала, как мой пульс становился глубоким и тяжелым в паху, медленные удары, похожие на барабан во время языческого ритуала, проносились по всему телу из центра.
Александр не двинулся с места. Он даже не моргнул. Он просто смотрел, как я пересекаю пространство к нему, как будто всю жизнь знал, что однажды мы встретимся на крыше самого знаменитого собора Италии под покровом звезд и желтой луны того же оттенка, что и мои глаза.
Я открыла рот, чтобы произнести его имя, но вместо этого появилось:
— Мастер.
Старые привычки — старые программы — очевидно, умирали медленно.
Александр моргнул, медленный щелчок его глаз с густыми ресницами напоминал механическое движение затворной линзы.
Никогда он не казался менее человечным, чем тогда.
Я смотрела на жестокого бога передо мной и знала, насколько бессмысленными были мои фантазии о его взаимной любви.
— Прекрати меня искать, — сказал он наконец, его голос рассекал воздух, рассчитанный на удар кнутом по моей спине. Спустя все это время он, казалось, все еще мог читать мои мысли. — Прекрати поиски, прекрати
