Ваня-Володя приметил боковым зрением, что отставной фотограф, перебравши окружные виды, принялся целиться прямо в лоб своим спутникам, норовя запечатлеть на плёнке и их. Тут он, неведомо чего опасаясь, отступил на всякий случай в сторону, чтобы не попасться в кадр, и стал на самом краю под сень безобразно пышного анилинового петуха.
Рассказчик же, напротив, охотно развернулся лицом к камере, не останавливая ни на миг течения своей устной летописи.
— Особенную заботу об украшении и ревность к паломничеству в Ивановскую обитель выказывали первые Романовы — Михаил Федорович и Алексей Михайлович; в осьмнадцатом веке она была возобновлена в прежнем благоустройстве по указу Елизаветы, по всё-таки ни одно древнее здание шестнадцатого столетия до двадцатого не дожило...
Перед оставлением Москвы Бонапарту монастырская казна была вывезена для сохранности в глубь страны, но насельницы во главе с игуменьей Елпидофорою остались, запершись, в родных стенах. На первый день ломившимся внутрь франкам не удалось сбить крепких запоров с ворот; но со второй попытки, четвёртого сентября они всё-таки в том преуспели и принялись за грабёж; а сестер разогнали кого куда. Хозяйничанье пришлецов продолжалось как будто недолго, однако вернувшиеся обратно восьмого сентября монахини обнаружили, что оно оказалось для обители почти что смертельно: чуть ли не вся она погорела. Сохранившийся чудом собор обращён был тогда в заурядную приходскую церковь, монастырь подвергнулся упразднению, а уцелевшие кельи заселены чиновниками и рабочими Синодальной типографии.
14
Так бы и осталась вершина холма заброшенною, не случись в половине девятнадцатого века трагическая, по сю пору не разъяснённая во многом история...
В одном из крупнейших купеческих родов Москвы — семье Мазуриных, особенно возвысившейся в послепожариые как раз годы, — была дочь по имени Елизавета Алексеевна. В 1828 году её обвенчали с подполковником Карабинерного полка Иваном Николаевичем Макаровым-Зубачёвым. Брак этот казался сперва несчастлив — более десяти лет они прожили врозь, но потом всё-таки примирились, и в середине века у них родился первенец. Тогда же была составлена духовная, по которой в случае кончины одного из супругов всё имущество отходило к другому. И вот неожиданно через год после того муж подполковницы умирает неестественной смертью — в желудке у него судебным медиком был обнаружен яд. Виновника убийства так и не нашли; но спустя немного времени в сущем ещё малолетстве скончался и единственный сын Елизаветы Алексеевны; так что одинокая, не имеющая прямых наследников вдова осталась с более чем полумиллионом на руках, дающим ей тьму возможностей, кроме единой еже на потребу — воскресить умерших родных, — и потому как будто ни на что уже ей не пригодным.
Она принимается настойчиво искать отдать его на какое-то благотворительное дело и после нескольких попыток, когда однажды предполагалось даже внести всю сумму на перестройку Большого театра, решает возобновить позабытую и почти полвека в разоре лежащую Ивановскую обитель, посвящённую небесному ходатаю её покойного мужа. Нелегко было сделать этот выбор, а ещё трудней оказалось подступиться к воплощению его в действие. Хлопоты вышли продолжительны и запутанны, но как скоро разрешение было всё-таки получено, в 1858 году Макарова-Зубачёва тоже умерла, завещав всё состояние и долг возобновленья монастыря жене родного брата Николая — Марии Александровне Мазуриной.
Двадцать лет своей жизни положила та на выполнение завета. Был приглашён именитый архитектор Михаил Дормидонтович Быковский, который составил проект в русско-византийском вкусе. В соответствии с ним остатки старых зданий в 1860 году разобрали, а на их месте заложили основание новых. При выемке грунта откопано было в земле восемь ящиков человеческих костей, которые отпели тут же в Николе Подкопайском, а затем погребли на Ваганькове.
На торжестве закладки присутствовал знаменитый митрополит Московский Филарет Дроздов, предсказавший благотворительнице, что ей суждено будет дожить до того, как обитель достроят. Но в эту дорогую и долгую затею ушли не только оставленные родственницею, а и все собственные Марии Александровны деньги. Их тоже хватило не сполна, и тогда она продала свой дом и перебралась сама в воссоздаваемый монастырь, отказавшись, однако, от предложенной чести сделаться его игуменьей.
В 1877 году, когда она переехала сюда на жительство, здания были уже готовы наконец к освящению, по тут всполыхнула война с Турцией, и Мазурина добровольно предоставила их под единственный на Москве лазарет для раненых. Только год спустя, уже после победы, обитель была освобождена от воинского постоя и полностью довершена, как то и предрёк Филарет. И тут, не дождавшись всего лишь года до открытия её вновь, Мария Александровна скончалась.
15
В начале текущего столетия обо всей этой истории в монастыре напоминали только имена двух его храмов, названных по ангелам супругов Макаровых-Зубачёвых. Иоанновского собора и больничной церкви преподобной Елисаветы. Здесь обитало уже около трёх сотен монахинь и послушниц, которые, помимо своих основных обязанностей, несли послушания по прядению шерсти, вязанию и вышиванью. Работали также иконописная мастерская для сестёр и детские ясли, а близ станции Химки под Москвою находился ещё сельскохозяйственный хутор Чернецово с церковноприходскою школой.
Престольный праздник обители — 29 августа, Усекновение главы Иоанна Предтечи, — по уставу является днём строжайшего поста, почему и монастырь слыл в народе Иваном Постным. Согласно старинным поверьям в эту пору не полагается вкушать ничего круглого, напоминающего очертанием своим голову, а также резать что-либо ножом, даже хлеб, ибо тогда в качестве молчаливого укора за нарушение запрета под лезвием может потечь настоящая кровь. В престол под стенами монастыря собиралась славившаяся далеко за пределами города шерстяная бабья ярмарка: съезжались сотни возов, с которых продавали всевозможные изделья домашнего ткачества и вязки, а между чинными покупателями и торговцами втихомолку сновали лукавые обитатели соседней Хитровки, что называется, не кладя на руку охулки, прибиравшие всё, чему ни случится худо лечь.
В восемнадцатом году здания монастыря перешли в ведение ЧК: сперва здесь помещалось, говоря старым слогом, узилище, а нынче училище; сооружения с тех пор изрядно над- и перестроили. Но не так давно Ивановский монастырь был предложен к постановке под государственную охрану как памятник градостроительства, и хотя пока вопрос этот не решён окончательно в положительном смысле, крышу на соборе, как мы увидим вскоре, всё же вычинили, покрывши медным листом. Полтора десятка лет назад был выполнен также проект восстановления всей Ивановской горки в качестве заповедного старомосковского уголка, и его даже в общих чертах напечатали, — но на деле покуда он остается лежащим втуне.
16
Вот и вся в общем очерке внешняя история этого холма. Что
