Я смеюсь. — Я играю в регби со Стюартом, Элли — его девушка, Ариэль — ее лучшая подруга, и у них грандиозные планы на нас четверых.
— Ариэль. С рыжими волосами?
— Поразительное сходство, да?
— Думаешь, это ее настоящее имя? Я имею в виду, каковы шансы?
— Может быть, ее родители — диснеевские фрики. — Сейчас я говорю так по-американски; у мамы случился бы припадок, если бы она меня услышала. — По рыжим волосам.
— Может быть. — Она снова покусывает нижнюю губу. — Ты же знаешь, что твой друг будет преследовать тебя из-за этого.
О, теперь она читает мои мысли? Фу.
— К чему ты клонишь?
— Я просто думаю… ты должен позволить мне загладить свою вину. Я буду лучшим фальшивым свиданием, которое у тебя когда-либо было.
Единственным фальшивым свиданием, которое у меня когда-либо было. Никогда, черт возьми, мне не приходилось шантажировать женщину, чтобы она провела со мной время.
— Я… не знаю. — Я колеблюсь. — Не хочу посылать смешанные сигналы.
— Смешанные сигналы? — Она смеется. — Поверь мне, я чертовски хорошо знаю, что ты меня терпеть не можешь и не хочешь иметь со мной ничего общего. Знаю, что это было бы только одолжением. Обещаю, что не влюблюсь в тебя. — Ее глаза расширяются, когда она осознает свою оплошность. — Я не это имела в виду. Я имела в виду… потому что ты не хочешь, чтобы ты мне нравился. — Она делает паузу. — Я имею в виду, я тебе не нравлюсь. Я знаю это. И не буду…
Я поднимаю руку вверх, останавливая ее.
— Все в порядке. Я понял. Ты не влюбишься в меня.
— До тех пор пока ты не влюбишься в меня, — без всякой необходимости поддразнивает Джорджия. — Не то чтобы ты этого хотел. Я просто шучу.
Она сглатывает.
— Хорошо. — Я бросаю взгляд на дом, сквозь толпу в сторону Стюарта. — Хочешь, я провожу тебя домой? Мне не хочется возвращаться.
— Эм. У меня там друзья внутри… — Пауза. — Налла и Прия, но я могу узнать, готовы ли они идти? Подожди.
Я киваю, когда она направляется к двери и возвращается через несколько минут, похоже, запыхавшись, откидывая волосы с лица.
— Я готова идти, они хотят остаться.
Конечно, хотят — эта вечеринка просто потрясающая. Это круто, или как там они говорят, и я не так давно знаю двух других девушек, но они определенно выглядят так, будто хотят хорошо потусить.
Не говоря ни слова, мы с Джорджией спускаемся по ступенькам к тротуару, неловко шагая в тишине первый квартал — я предполагаю, что мы направляемся в ее сторону, потому что она не сказала мне идти в другую сторону.
Мы спокойно прогуливаемся, пока Джорджия не спрашивает:
— Из какой части Англии ты родом? Я не могу вспомнить.
— Суррей.
— Как далеко это от Лондона?
— Около пятидесяти километров.
— Эм… у меня проблемы с переводом. — Она смеется.
Я думаю несколько секунд, прикидывая в уме.
— Кажется, это примерно тридцать миль или около того? У моих родителей есть квартира в Лондоне, но они проводят там не очень много времени.
— Зачем им квартира, если они там не останавливаются?
Потому что так делают аристократы в Англии. Таунхаус в самом центре города принадлежал нашей семье на протяжении нескольких поколений — вы не откажетесь от него, если только вам отчаянно не нужны наличные или вы не хотите обменять его.
Семейное поместье в пригороде тоже.
Передается из поколения в поколение, и когда-нибудь все это будет моим, вместе с налогами и другими долгами.
Но я отвлекся…
— Они ездят туда нечасто, но иногда мы с братом пользуемся ей, если хотим навестить школьных друзей. Или что-то в этом роде.
Сбор средств, благотворительные балы.
— Или что-то в этом роде, — усмехается Джорджия, шагая дальше, не задавая больше никаких вопросов.
Это становится все более неловким.
Мне приходит в голову, что девушка, возможно, не чувствует себя в безопасности. Она согласилась пойти со мной домой, но уже темно, я огромный, и мы одни.
Засовываю руки в карманы, ссутулив плечи.
Бросаю на нее косой взгляд, испытывая искушение прочитать ей лекцию о том, каким глупым было решение идти наедине с незнакомым парнем, который больше нее, вероятно, на добрых полсотни килограмм.
Для британца-аристократа я коренастее большинства. Большинство парней, с которыми я ходил в школу, не видели ни одного нормального рабочего дня в своей жалкой жизни, тренажерные залы не были приоритетом, а парни, с которыми я играл в регби, не были такими крупными, как я.
Меньше наполовину.
Ниже.
Стройнее.
Больше подходят для элегантного джентльменского клуба их отцов, чем для поля для регби.
Мои домашние приятели играют в крикет, претензионный вид спорта, или катаются на лошадях по выходным — то, к чему я сам всегда был равнодушен.
Мало у кого из них когда-либо был выбит зуб от удара локтем или коленом в лицо.
У меня было и то, и другое.
Это чертово чудо, что мама никогда не запрещала мне играть, а папе нравится иметь сына, который физически более мужественен, чем отпрыски его сверстников.
Он может быть чопорным и порядочным, но он гордится тем, что вырастил сильного сына.
Наследника.
Мы с Джорджией тащимся вперед, машины проезжают каждые несколько минут, замедляя ход, чтобы поглазеть на нас двоих на тротуаре.
Сейчас еще довольно рано — всего одиннадцать часов — студенты собираются, чтобы пойти на вечеринку.
Мы приближаемся к кампусу, подходя к перекрестку.
— Э-э… теперь в какую сторону? — спрашиваю я, посмотрев налево, потом направо.
— Прямо. Еще пять кварталов.
— Пять кварталов? Ты прошла весь этот путь пешком? — Я смотрю вниз на ее ноги. — В этих туфлях?
Она тоже смотрит вниз.
— А что с ними не так?
С ними все в порядке. Они просто… на каблуках. Кому, черт возьми, захочется пройти весь этот путь на проклятых каблуках?
Женщины.
Я никогда их не пойму.
Было бы лучше, если бы у мамы родилась девочка, а я не застрял бы с Джеком и папой — немного больше эстрогена в доме пошло бы нам всем на пользу.
Джорджия вздыхает, вероятно, от скуки, потому что мы почти не разговаривали, а теперь я высмеиваю ее выбор обуви, один квартал позади и еще четыре впереди.
Мои губы приоткрываются, и я задаю несколько личный вопрос.
— Как тебе здесь, пока нравится?
— Не то, чего я ожидала.
— Как так?
— Ну… — Она делает паузу. — Для начала, я не думала, что девушки из команды по легкой атлетике будут измываться над старшекурсником. Я не новичок, и это было неуместно.
