повесил трубку. Тем временем Мишка опробовал магнитофон, выданный ему для работы в командировке.
— Напоем популярные песни, а потом будем слушать, — раздухарился он. — Устроим вечер хулиганской частушки.
Включили магнитофон и начали концерт:
Как у наших у ворот,
У моей калиточки,
Удавился бегемот
На зеленой ниточке.
— Это я про своего начальника. Про бегемота толстенного. Чтоб он удавился! — кричал Мишка.
Было очень весело, но сухое подходило к концу.
— Не послать ли нам гонца за бутылочкой пивца? — то и дело осведомлялся Алик.
— У тебя же игра завтра, — говорил я.
— Ничего, — успокаивал он меня, — водочки для обводочки и пивка для рывка — очень даже хорошо…
Стали бросать на пальцах — кому ехать, но потом, чтобы не разлучаться, решили отправиться всей компанией. Юрка, правда, хныкал, что болен, но по улице бежал даже быстрее нас.
— Давайте не отставайте, — повторял он, — а то Лена скоро вернуться должна, а у нее ключа от входной двери нет. Она не захватила, знала, что я дома и никуда не денусь.
Поймали такси.
— Катай нас по городу! — велел шоферу Миаил. — Все командировочные — на алтарь дружбы.
Юрка визжал и протестовал и опять твердил, что нужно спешить. Но мы все же сделали несколько виражей по наиболее красивым улицам, а потом причалили к дежурному «Гастроному».
Купили шесть бутылок шампанского и два коньяка, а когда стали набирать закуску, Юрка с Мишкой заспорили.
— Примажем, что не съешь, — настаивал Мишка.
— Да съем, — повторял Юрка, — я сыру всегда очень много съедаю.
— Не съешь, — убеждал его Мишка. — Один мой знакомый триста грамм съел, а потом челюсти свело.
— А я съем, — говорил Юрка, — полкило запросто за один присест съем.
— Берем полкило?
— Берем.
Мы с Аликом оставили спорщиков и вышли на улицу.
— Подружки, возьмите мой член в игрушки, — тут же пристал Алик к двум проходившим мимо смазливым телкам.
Они захихикали.
— Девушки, поехали с нами, — стал уговаривать он их.
— Последнюю в 1848 году в Одессе трамваем переехало, — вдруг выросли перед нами трое крепких ребят. — Вы что к нашим бабам пристаете?
Силы были явно неравные, даже при спортивном сложении Алика. Но тут из магазина выскочили Мишка и Юрка, который обеими руками прижимал к груди трехлитровую банку варенья. Они подоспели как раз вовремя.
— Чи-и-иво? — сказал осмелевший Алик приставшим к нам наглецам. — Никогда руками за живот не держались?
— Может, вам зубы жмут или глаз у кого лишний? — полюбопытствовал Юрка, поднимая банку над головой. Эта банка, похоже, произвела на нападавших самое сильное впечатление. Они дернули от нас пулей. Тут же мы откупорили бутылку шампанского и выпили за победу.
— А варенье зачем? — спросил я.
— Лене. Она вишневое любит, — сказал Юрка. — Хочу хоть так свой проступок искупить. Она ради меня на другой конец города за лекарствами потащилась. А мы ее вино из холодильника выпили.
По дороге к метро, опьяненные силой единства, мы обнимались и целовались, и, войдя в метро, продолжали обниматься и целоваться, и только метров за десять до автоматов, возле которых стояли милиционер и контролерша, разомкнули объятия и, стараясь ступать как можно более уверенно, преодолели препятствие. На эскалаторе снова обнялись и облобызали друг друга. Тут, неизвестно почему, Мишка помрачнел.
— Нет, вы не настоящие друзья. Вы нас бросили, — тщательно выговаривая каждое слово, начал он выставлять претензии мне и Алику. — Бросили нас в магазине, в самый ответственный момент, когда надо было покупать закуску. А вот мы за вас заступились, полезли в драку. Он же больной, его ударить могли… А он не побоялся…
— Да не бросал вас никто, — стали убеждать его мы.
Он не унимался:
— Нет, ну вы гады после этого — друзей бросить… Я к вам после этого всякое уважение потерял.
— Потерял — ну и иди отсюда, — вдруг сказал Алик. — Проваливай вместе со своим больным другом. Только коньяк оставь.
— Еще чего, — сказал Мишка, — вот идите сами и стойте в очереди. А нам с вами, и верно, не по пути. Мы на такси поедем.
Мы как раз спустились вниз, к поездам. Но Мишка сгреб Юрку в объятия, и они пересели на эскалатор, который ехал вверх.
— И пусть катятся, — сказал Алик. — На своем такси. А мы люди простые. Жалко, они коньяк увезли. Но ничего, мы что-нибудь придумаем.
Мы поцеловались.
— И без них доедем, верно? — говорил он.
— К тебе? — спрашивал я. — Или ко мне?
— Ко мне, — говорил он. — Надо принять душ, а то завтра игра… ' Я должен быть в форме. Хотя вообще-то надо было бы отправиться к моей девушке, теннисистке, кандидату в мастера спорта, и отметить твою публикацию о ней. Но моя девушка на соревнованиях, далеко, ты знаешь. Она — чудо! Она понравилась тебе? Понравилась?
— Очень, — отвечал я.
Долго мы ехали на метро, а когда вышли на улицу, Алик повел меня переулками и дворами. Я покорно шел за ним, но изредка удивлялся:
— Ведь ты живешь на проспекте?
— Скоро уже придем, — отвечал он. А потом решил потренироваться и стал прыгать, пытаясь дотянуться до ламп, горевших над дверями подъездов. Одну он зацепил на лету и раздавил. И, к сожалению, порезался.
— Обидно, — говорил он, пока мы поднимались по лестнице, — этой рукой я забросил столько мячей. — И вытирал капли крови о стену.
Дверь нам открыл Мишка.
— Алик, мы же к тебе ехали, — удивился я.
— A-а, — махнул он порезанной рукой. — У них же вся выпивка.
В комнате, разложив на столе куски сыра, Юрка медленно и методично двигал челюстями. Мишка с часами в руке тревожно контролировал время.
— Осталось полчаса, не успеет доесть, — сообщал он.
Мы с Аликом выпили коньяку, и Алик воспрял.
— Обидно все-таки, что девушки с нами не
