разбирали принесённые гостем пакеты, особенно меня порадовал один – он был до отказа забит разными сладостями, состоящими из всевозможных орехов, сухофруктов и шоколада. Вообще-то, я по жизни довольно прохладно отношусь к сладкому и традиционные конфеты и шоколадки ем крайне редко, но вот подобные сладости люблю очень. В остальных пакетах были продукты, ценники которых мне были незнакомы. Разложив всё это тут же на полу, я поняла, что без помощи нам не обойтись и отложила в два пакета по трети всего имеющегося. Два звонка, две подруги – шесть довольных, счастливых женщин (все трое воспитывали в одиночку дочерей).
19
По мере приближения защиты дипломного проекта, в голову всё чаще стали проникать мысли о дальнейшей ориентации в профессиональном пространстве. И тут выяснилась такая неожиданная, но, на самом деле, очень очевидная вещь – инженер-энергетик в юбке абсолютно никому был не нужен.
– Леночка, сменишь пол и я тебя завтра же устрою, – сказал мне как-то исполняющий обязанности заведующего нашей кафедры.
Сам собой возник вопрос: а чего ж вы раньше-то молчали? Но ответ был уже не принципиален, я получила диплом инженера-энергетика по специальности «Высоковольтная электроэнергетика и электротехника», в котором особняком торчали две четвёрки: та самая, которую я получила на экзамене по истории, и ещё одна, полученная на государственном экзамене по электрооборудованию. Все остальные предметы я, оказывается, знала на «отлично».
Отоспавшись и немного поразмыслив, я направилась в местный научно-исследовательский институт энергетики, где работали (да, наверное, и продолжают работать) два замечательных человека, с которыми мне довелось познакомиться в ходе учёбы и которые, по неведомым мне причинам, прониклись ко мне симпатией. В НИИ каждый из этих людей возглавлял свой отдел, но поскольку доступ в один из них был строго по неким клубным картам, да и работа там была в основном командировочная, то судьба направила меня во второй. Так я стала младшим научным сотрудником НИИ энергетики и соискателем своего технического университета, где мне было дано четыре года для написания научной работы.
Проработав там пять лет, я даже сейчас с трудом могу описать то, чем я там занималась, да и отношение к работе у меня тогда было совсем иным. Я не задавалась вопросом, а интересно ли мне это на самом деле, не думала, а надо ли мне это и если надо, то зачем.
Поначалу я просто наслаждалась тем, что стала взрослой, что у меня есть работа и что я теперь буду получать деньги, то есть зарплату, определённую кем-то для меня. О том, устраивала она меня или нет, я тоже как-то не задумывалась. Вдобавок ко всему я попала в мужской коллектив, а это тоже внесло свои коррективы в мою мотивацию. Здесь же работал мой будущий Опекун.
Как бы то ни было, первый год у меня прошёл как-то незаметно. Периодически я посещала занятия по философии и английскому языку, сдать которые мне было необходимо в рамках продолжающейся учёбы. Иногда помогала своему руководителю подготовить какие-нибудь документы или напечатать ту или иную бумажку, в остальное время делала вид, что изучаю всю имеющуюся на данный момент информацию в области молниезащиты, якобы готовя литературный обзор, который пойдёт в мою предполагаемую диссертацию.
В этот же год к нам в институт приезжали иностранные коллеги, для которых наш отдел проводил заказные испытания привезённого ими оборудования. Двое молодых людей: один немец, другой итальянец по происхождению работали в некой иностранной корпорации и занимались примерно тем же, чем и мы здесь, но оказалось, что наше оборудование было уникальным в своём роде, и стоимость испытаний оказалась для них вполне приемлемой. Поскольку я принимала самое непосредственное участие в предварительной переписке, то и впоследствии мне удалось познакомиться и пообщаться с приехавшими в Сибирь жителями далёкой Австралии (они там жили и работали).
На той же западной волне до нас долетела весть о предстоящей международной конференции по молниезащите, которая должна была пройти в сентябре 2002 года в Польше, в городе Краков. И вот тут случилось нечто неожиданное – мой руководитель подумал и решил, что неплохо было бы посетить это мероприятие, и посоветовал мне позаботиться о загранпаспорте и узнать все подробности предстоящей конференции.
В глазах ребёнка и улыбке
Я вижу далей синеву.
В лучах зари, в дождях, в улитке –
Молчанье, ласку, красоту.
Я растворяюсь без остатка
В потоке солнечных лучей.
Я улетаю в тьму куда-то,
И там брожу среди людей.
Зачем так много грязи вязкой
Здесь натащили сотни рук?
Зачем в пустых словах и страхе
Вы утопили странствий дух?
Зачем так много говорите
О том, что вас гнетёт порой?
Вы может просто не хотите
Жить полной жизнью? Вы живой?
А может просто заглянуть вам
И у души своей спросить:
«Чего желаешь ты, родная?
Скажи мне, смилуйся, прости!»
И вам ответ тотчас же будет
И вот тогда найдите сил,
Возьмите в руки посох длинный
И в даль, к мечтам, среди вершин.
20
– Привет! Ты меня ждёшь?
– Да, как тебе сказать… приезжай, если хочешь, но, кажется, я простыла.
– Понятно. Сейчас приеду.
Было воскресенье, чувствовала я себя неважно, но Женин звонок придал бодрости и заставил привести себя в должный вид. С момента его последнего визита прошла ровно неделя.
Звонок по домофону, лифт, легкий стук в дверь и на пороге показался человек, выражение глаз которого не могло оставить меня равнодушной. Раздевшись, он, как и в прошлый раз, отнёс на кухню пакет: вино, свежие овощи, ещё какие-то продукты и пакетик из аптеки – иммуномодулирующие капсулы и такие же капли в нос.
– Пей сейчас две и потом через каждые шесть часов по две и нос закапывай.
– Да я вообще-то лекарства не употребляю.
– Это не лекарства. Пей.
Я выпила. Этот человек вызывал у меня безграничное доверие, сомневаться в его доброжелательности не приходило в голову и, закапав послушно нос, я вновь оказалась в его объятьях.
Занимаясь со мной любовью, он был спокоен, даже как-то чересчур спокоен, могло показаться, что он просто выполняет некий неизбежный ритуал, без которого весь процесс остановится и исчезнет без следа. Он не поражал ни своим умением, ни своей страстью. Порой он выглядел отрешённым, и возникало чувство, что его здесь нет, а осталось лишь тело, наделённое древним инстинктом.
О чём он думал? Что занимало его мысли в этот момент? Эти вопросы
