Думаю, прекрасно понимаешь Зумрат. Ты души в своей дочери не чаял, баловал, позволял ей многое. Но сейчас въелся на нее за некое своеволие. На тебя это не похоже! В чем причина?
— Причин нет, все идет своим чередом, — фальшивым тоном ответил Зумрат.
Я чувствовал его напряжение, злость, досаду и какую-то внутреннюю борьбу.
— Хорошо. А ты подумал о славе, которая ждет девчонку?
— Не понимаю.
— Брось. Ты за танцы на нее взъелся, расползлись слухи. Думаешь, после того, как она поживет в доме у меня — человека с дурной репутацией, о твоей дочери не будут плести грязные сплетни? Скажут, что на девчонке пробу ставить негде… На что ты надеешься? Мы оба знаем, что женить на мне ты ее не собираешься. Так что ты задумал?
— У нас уговор, вот и действуй в рамках уговора.
— Я хочу знать границы допустимого.
— Если ты намекаешь, что есть соблазн запустить руки под юбку Камилле, то учти, я ее девственность проверю! — пригрозил Зумрат. — Ничего себе не позволяй. Пользуйся шлюхами…
Кажется, уже поздно говорить “не позволяй”.
Я уже кое-что себе позволил, попробовал этот запретный, сочный юный плод, и мне понравилось: понравился его вкус, цвет, запах, тактильные ощущения при контакте…
— Тебе не о чем беспокоиться, Зумрат. Просто я гадаю, кому ты хочешь потом отдать девчонку в жены. Кто же ее возьмет?
— К счастью, Довлат, количество мужчин, которым приглянулась Камилла, не ограничивается кругом мужчин нашей диаспоры. Есть и мужчины других национальностей… Которые наших традиций так строго не придерживаются и более лояльны к слухам. Одному из таких я и отдам Камиллу. Ранее я ему тактично отказал, планировал, что девочка достанется кому-то из наших, кто будет ценить ее, любить, относиться с должным почетом. Но сейчас все обстоятельства изменились. Тот мужчина заинтересован до сих пор, но ему нужна покладистая, шелковая, ручная. Для этого и нужен ты, Довлат. Выдрессируй ее!
— Говоришь, как о ненужной собачонке. Здесь все же есть подвох!
— Подвох в том, что она получит заслуженное! — немного пылко отвечает Зумрат. — Как и ее шлюха-мать…
Это что-то новенькое. Я едва не подавился дымом от сигареты. Зумрат боготворил жену!
— Зумрат, скажи, у тебя не бывает моментов затемнения, когда не совсем четко помнишь, что происходит? — осторожно спрашиваю я.
— Намекаешь, что старик совсем выжил из ума? Нет, Довлат! Я свою жену боготворил, но, как выяснилось недавно, зря.
— Что стряслось? Говори, я хочу и имею право знать о причинах.
— Это останется между нами. Сохранишь в тайне.
— Разумеется.
— Ляйсат нашла припрятанный дневник моей жены. Я всегда знал, что моя жена любила писать. У меня осталось много ее дневников, даже зачитывал дочери кое-то вслух, пока она была маленькой. Я думал, что знал жену. Но, оказывается, ошибался. Из найденных тайных записей можно понять, пока я был занят бизнесом, у моей жены была тайная жизнь… Тайная жизнь и любовник. Она изменяла мне. Более того, сетовала, что я не могу одарить ее детишками, и забеременела не от меня. Там все, Довлат… Все ее мысли, как бы я не заподозрил дурного, как бы выдать детей чужого мужчины за моих… Камилла — не моя дочь. И сейчас я это четко понимаю. Такая же лживая и изворотливая, как ее мать. Но я надеюсь, что еще не поздно выбить из нее хоть немного гнили и устроить судьбу хорошенько… Знаешь, теперь я даже рад, что брат Камиллы не выжил. Было бы совсем позорно оставить все свое состояние выблядку со стороны…
Камилла
Солнечные лучи крадутся по кровати, медленно добираются до моего лица и щекочут глаза. Лень переворачиваться на другой бок или даже шевелиться, поэтому я просто закрываю глаза и продолжаю лежать без движения.
Под закрытыми веками из-за яркого солнца пляшут цветные пятна, расплываются концентрические круги. Если долго-долго лежать без движения, отключая ощущения собственных, рук, ног и тела, можно поверить, что эта оболочка из тела совсем не моя, чужая, и можно легко выскользнуть, куда захочу.
Когда я узнала, что мама должна была родить двоих — меня и брата, я много стала думать о том, каким бы он был.
Я была бы на него похожа?
Или не очень?
Мы бы дружили?
Или спорили из-за каждой мелочи?
Я много-много раз спрашивала отца, а как бы они с мамой хотели назвать брата. Тогда я еще не понимала, что мои вопросы причиняют отцу душевные страдания.
Сейчас, оглядываясь назад, на те события, понимаю, что отец становился мрачным, морщины на лице выделялись сильнее… Словом, он страдал от таких вопросов.
К тому времени отец, посчитавший, что дочери нужна мать, а влиятельному мужчине — жена, женился на Ляйсат — подруге моей матери.
Ради отца оставила работу заведующей родильным отделением и полностью посвятила себя новой семье. У Ляйсат уже была дочь — Галия. Она мне сразу не понравилась, писклявая, капризная, лицо, как сморщенная, сушеная дыня…
Но отец объяснил мне, что это — моя новая сестренка, и ее нужно любить.
— А как же брат? — спросила я.
Я не хотела сестренку, я хотела своего братика и снова спрашивала, как бы папа его назвал.
Однажды после очередного потока вопросов на тему брата Ляйсат отвела меня в сторонку и сказала, что от моих вопросов у отца болит голова, и если я продолжу их задавать, она укоротит мне язык.
Ляйсат показала мне ножницы, которыми обещала пустить в ход. Это были большие, острые ножницы для разрезания плотных тканей. До сих пор помню, как блики от ламп играли на их кольцах…
Тогда я здорово испугалась, так сильно, что до сих пор не выношу вид ножниц с металлическими ручками. Становится нехорошо…
Я перестала задавать вопросы о брате, но начала фантазировать, а что бы сделал брат или что бы он сказал в том или ином случае.
Я мысленно дала ему имя Джамаль, выбрав его из тех имен, что мама перебирала в своем дневнике, гадая, как назвать детишек.
Камилла-Джамаль.
Давно-давно я не обращалась к брату, который так и не родился. Это была моя любимая детская игра, придававшая мне смелости в моменты страха. Я словно была не одна.
Как же давно я так не фантазировала и не искала поддержки...
Но именно сегодня, именно сейчас, я вдруг вспоминаю о старой привычке и начинаю фантазировать: что бы сделал мой
