секретарей, — младшим.
Вот и сейчас, один из секретарей младшего Совета занимал таким маловажным вопросом, а именно дошедшими до него слухами, что в Академии магии города Анкарна некий профессор Локарис творит всякое. В частности, всякое профессор творит со студентами. Но не такое всякое, которое обычно творят профессора, а совсем нехорошее, развращая неокрепшие умы юношей и девушек лишними знаниями. Нет бы ему просто их развращать, это дело привычное, знакомое, и, скажем так, не особо порицаемое, но умы?! Слишком умными студентам быть было не положено. По прямому, между прочим, хоть и тайному, указанию Верховного магистра, выданному более пяти сотен лет назад.
Отправленный разузнать обстановку доверенный сотрудник как раз вернулся и должен был вот-вот появиться на пороге кабинета. Тут в дверь постучали и секретарь, поправив очки, произнёс:
— Входите.
В кабинет немедленно проскользнул невзрачный мужчина, среднего роста, среднего веса и в целом, весь такой средний, легко растворяющийся в любой толпе и незаметный.
— Ну что? — поинтересовался секретарь, — разузнал?
— Разузнал, — охотно кивнул доверенный сотрудник, усаживаясь в кресло и загребая из вазочки на столе сразу целую пригоршню очищенных от скорлупы орешков.
Шумно захрустел ими.
— И что там этот профессор Локарис?
— Личность интересная, — ответил сексот, — но не по нашему профилю. Глянул я аккуратно экзаменационные листы его студентов, галимые троечники, какой уж там ум. Ещё подслушал разговор экзаменаторов. Похоже этот Локарис с ректоршей шуры-муры крутит и только из-за этого его студентов вообще не завалили. Читает им какую-то муть, что те толком ни на один вопрос ответить не могут.
— Значит врут слухи? — приподнял бровь секретарь, — а то чуть ли не в использовании запретных знаний обвиняли.
— Да какие там знания, — махнул рукой мужчина, — на лохов рассчитано. Показуха одна. Но талантлив, не спорю. Он там не только магистрату успел лапшу на уши навешать, так ещё и легатов Легиона смог развести на деньги. Я как узнал как он их ловко облапошил, так прямо зауважал. И ведь как всё обставил, гранты какие-то выдумал и теперь под обещания результатов, тянет этими грантами себе приличные деньги.
— Насколько приличные? — заинтересовался секретарь.
А когда узнал, то присвистнул от удивления.
— Вот шельмец! И что, не раскусили его?
— В том то и дело, что нет. Я же говорю, — талант. Может, кстати, и нам этот его опыт перенять? — покосился сексот на секретаря, — тема денежная, а лишняя копеечка нам не повредит.
— Может и нам, — задумчиво покивал секретарь. — Ладно. Раз слухи не подтвердились, материал по нему закрываем. Но вот про гранты надо узнать поподробней.
Глава 6
— Сильвия, открой! — снова постучал я кулаком в дверь.
— Не открою! — в который раз послышалось оттуда.
Вот уже полчаса я штурмовал кабинет ректора, горя справедливым негодованием. Я был оскорблён, унижен, просто раздавлен, той несправедливостью, что творилась по отношению к моим ученикам. Ладно бы по мне. Но стреляя в меня, они попали в студентов. А я с ними, всего с половины первого курса вместе. Страшно представить, что творится сейчас в их головах. Какой это удар по жизненным приоритетам, по доверию ко мне, в конце-концов.
Я жаждал ответов, и я готов был их требовать, не смотря ни на что.
— Открывай, ты же знаешь, я не уйду! — вновь постучал я, — ты не можешь скрываться вечно.
— А я попробую, — донеслось из за двери, заставив меня чертыхнуться.
Сидевший за столом в приёмной Калистратис хмыкнул и весело сощурился.
Посмотрев на магистра, я подсел к столу и с горечью произнёс:
— Рихад, они не просто плюнули мне в душу, они обгадили всё то чистое и светлое, что было в наших занятиях по теормагу. Они растоптали мечту, грязными сапожищами прошлись по надеждам и чаяниям этих юношей и девушек, разрушили хрупкий каркас только-только выстраиваемого нового будущего, нанесли смертельный удар поколению магов, которое бы могло стать лучшей версией нас. Творческому, умеющему думать, а не просто делать. А теперь всё, всё насмарку.
— Ты излишне драматизируешь, Вольдемар, — ответил, продолжая улыбаться, старый маг, — всё не так плохо. Они же не отчислены, пусть с тройками, но экзамен сдан, а значит, ещё не всё потеряно.
— Потеряно, — мрачно заявил я, — потеряно доверие ко мне, как к преподавателю. Я их так учил, и они за это пострадали.
— Чтобы сталь становилась крепче, её куют, чтобы твёрже, — закаляют, а чтобы острее, — точат. Но никак не гладят, — сказал мне Калистратис уже без улыбки, — если они такие впечатлительные и ранимые, что тройка сломает их веру, то херня они, а не лучшее поколение магов. Право быть лучшим надо выстрадать, доказать его, в том числе преодолевая трудности. Кто останется с тобой, не смотря ни на что, вот те действительно достойны большего, а остальные пускай в санмагики идут, там им самое место.
Я приумолк и задумался. Какими жестокими не казались слова магистра, зерно истины в них было Наморщив лоб, я вновь посмотрел на Калистратиса.
— Думаешь, это было на пользу?
— Отсеять зёрна от плевел? Да.
Маг вновь улыбнулся:
— Будь я на их месте, я бы не отступил. Ты первый маг, которого благословил Воин. И это кое что да значит. Твой путь не может быть неверным, он просто другой.
— Ещё бы Сильвия это понимала, — буркнул я.
Впрочем, услышать такое из уст магистра было приятно.
— Она связана по рукам и ногам теми обязательствами, которые не написаны на бумаге, но куда серьёзней любых письменных договоров.
— Да-а, — я хлопнул себя по лбу, понимающе покачав головой, — точно, ты же сам был ректором.
— Был, — грустно улыбнулся маг, — и тоже хотел что-то поменять в Академии. Но поменяли меня самого.
— Это было как-то связано с Полдарком?
Я резко вспомнил мой поход в игровой салон и его хозяина, отца старосты группы, обмолвившегося, что имел когда-то на Рихада какие-то виды.
— Кхым, — потупил взор Калистратис, — он да, подкинул мне парочку интересных идей. Вот только не всем они пришлись по нраву.
— Ладно, не буду спрашивать каких, — произнёс я.
Ворошить прошлое было делом не самым разумным, впрочем, разговор этот меня несколько успокоил. Я, по крайней мере, перестал злиться на Нодерляйн. Так-то, она, хоть и ректор, но не царь и не бог, чтобы делать всё только по своему разумению. Поэтому, вероятно, у такого поступка были причины.
Решительно поднявшись, я вновь подошел к двери, поднимая кулак для стука.
— Сильвия, открывай. Я уже не сержусь, — я вздохнул, — мне просто надо поговорить.
— Точно? — донеслось с подозрением оттуда.
— Точно, — вздохнул я ещё раз.
Замок дважды щёлкнул и
