налейте папе чаю. Папочка, а я купил велосипед.
— Очень жаль, сынок, — сказал папа, — я сам собирался тебе сделать этот подарок. Завтра же хотел пойти в магазин.
— Ну ничего, папочка, не расстраивайся. Скажи, почему от тебя так долго не было писем?
— Ты же знаешь, сынок, как работают у нас почты, — горестно вздохнул папа.
— Да, папуля, я знаю, как работают у нас почты, — сказал Федор Петрович. — Эти злые почтальоны скрывали твои письма.
— Сын мой, остерегайся почтальонов! — назидательно сказал убеленный сединами отец.
— Ну вот, когда теперь мы все вместе, — проговорил Федор Петрович, и счастливая улыбка озарила его лицо, — я с моим папой пойду в зоопарк.
— Я тебе обещаю это, — ответил папа.
Словно детство, далекое детство вернулось к Федору Петровичу снова. В зоопарке он кормил булкой слона, поил пивом папу и вместе они хохотали над очень смешными обезьянами. Потом они пошли в парк культуры и отдыха, и Федор Петрович так долго катался на чертовом колесе, что у него поднялось кровяное давление и закололо в сердце. Пришлось взять бюллетень.
Но история наша со счастливым концом. Федор Петрович выздоровел и снова вернулся к своим обязанностям в министерстве рыбного хозяйства. Живет он с папой очень дружно. Отец больше не ездит в командировки. Он не нарадуется на своего сына, который стал хорошим семьянином и нужным членом общества.
Каждый вечер Федор Петрович выкатывает на улицу свой велосипед. У дверей его провожает вся семья.
— Смотри, Федюша, осторожней веди себя на проезжей части, — напутствует папа. — И не возвращайся очень поздно, а то я буду волноваться.
— Хорошо, папочка! — весело отвечает Федор Петрович.
— И остерегайся почтальонов! — кричит папа вслед
Так что не удивляйтесь, если встретите ночью одинокого велосипедиста.
Безотказный человек
По натуре я мягкий, слабохарактерный человек. Никому ни в чем не могу отказать. И поэтому все ко мне обращаются.
Стоит мне выйти погулять возле дома, как тут же:
— Виктор Михайлович, вы за моим Петькой не присмотрите?
— Марья Сергеевна, да я… да вы знаете, я с удовольствием… но, — начинаю мямлить я, пробуя отвертеться.
— Ах, вы не можете! — говорит Марья Сергеевна, моя соседка. — Я думала, вы все равно возле дома гуляете, но раз вы не можете, тогда я…
— Ну что вы, Марья Сергеевна. — поспешно говорю я и мучительно краснею. — Я с удовольствием присмотрю. Петька такой чудесный мальчик.
— Самое главное, чтоб он на стройку не лазил, хорошо?
— Хорошо, хорошо, Марья Сергеевна, не волнуйтесь!
— Теперь я спокойна, Виктор Михайлович. За вами, как за каменной стеной.
— Да я, Марья Сергеевна, я всегда, для вас я… — но Марьи Сергеевны уже и след простыл.
— Петька, — кричу я, — не смей туда лазить, иди сейчас же назад!
Но тут кто-то трогает меня за плечо:
— Виктор Михайлович, не могли бы вы оказать мне любезность?
— Какую, Степан Иванович?
— Мы с супругой в отпуск собрались, а собачку не с кем оставить. Сестра моя в последний момент отказалась. А мы знаем, вы так любите животных.
— Степан Иваныч, я право не знаю, как и, и вообще… Петька, не пихай девочку.
— Виктор Михайлович, билеты на самолет горят!
— Ну, хорошо, хорошо, Степан Иваныч, — мямлю я, — пригляжу.
— Я так и знал, что вы не откажете. Вот ключи от квартиры. Кормить два раза, утром и вечером. Гулять тоже два раза. Ну, и уж цветочки полейте, голубчик!
— Петенька, миленький, выйди, пожалуйста из гужи!
— Вам ракушек из Крыма привезти? — убегая, кричит Степан Иванович.
Я раскрываю рот, чтобы что-нибудь ответить, но Степан Иванович кричит:
— Не забудьте холодильник разморозить!
Туг я вижу, что Петьку опять понесло на стройку. Я ловлю его чуть ли не под самым ковшом экскаватора и возвращаю назад. Вдруг экскаватор перестает работать, из кабины вылезает чумазый экскаваторщик и направляется ко мне.
— Слышь, друг, я вижу, ты целый день здесь околачиваешься, — говорит он.
— Гуляю, — говорю я. — Отгул у меня сегодня.
— Ты бы не присмотрел пока за экскаватором, — говорит он. — Машина ценная, а мне отлучиться надо. Одна нога здесь, другая там… А машина ценная, сам понимаешь…
— Присмотрю, — говорю я. — Вы не беспокойтесь, я присмотрю…
— Спасибо тебе, друг, — он хлопает меня по плечу и исчезает.
…Наступает поздний вечер. Собака накормлена, цветы политы, Петька уложен спать. А я все еще брожу вокруг экскаватора. Сторож этой стройки попросил меня присмотреть заодно и за другим ценным оборудованием, пока он съездит к шурину. Обещал вернуться до закрытия метро. Я залезаю в кабину экскаватора и задремываю.
Так проходит ночь. А утром прибегает ко мне прораб, размахивает руками, тычет в часы и кричит, чтоб я начинал.
— Я не знаю, — говорю, — как он заводится.
— Присылают тут ко мне всяких, — кричит прораб, — едва из профтехучилища, желторотых. Опыта никакого. Вот за эту ручку тяните.
А теперь за эту.
И пошло у меня. И пошло. Рабочие не надивятся. «Витька, — говорят, — зверь, а не экскаваторщик!»
И мне по душе. Дом под боком. Сбегаешь цветы польешь, собаку покормишь — и опять на стройку. Петька все время перед глазами.
Ему, кстати, больше всех нравится, что я работаю на экскаваторе.
Вверх и вниз
Разумеется, ему достался последний этаж. Иначе, считал он, и быть не могло, разве что первый, рядом с хлопающей дверью. Там, где большинство людей видело простую случайность, он склонен был усматривать действие роковых сил, чуть ли не закон, согласно которому с ним случалось множество неприятностей, крупных и мелких.
Странный человек, он не сразу решил воспользоваться балконом. А когда решился и глянул вниз, голова у него закружилась, и он инстинктивно отпрянул назад. Страх прошел, и он снова заставил себя подойти к перилам. Река, протекавшая внизу, казалась не шире небрежно брошенного дамского пояска, а пассажирский состав, пробиравшийся через мост, по миниатюрности мог поспорить с детской железной дорогой.
Зато звезды отсюда, с верхнего этажа, выглядели неожиданно крупными, гораздо крупней, чем он привык видеть их прежде. Открытие, которому суждено было повернуться неприятной стороной. Приблизившись к звездам, он значительно удалился от места службы, куда теперь долго нужно было ехать на лифте, не говоря уж про автобус и две загруженные линии метро с мучительной пересадкой.
Но какие бы расстояния ни покрывал он, заставить дом скрыться из глаз было невозможно. Он сопровождал его во всех поездках по городу, дом-верзила, дом-великан, дом-переросток, как он мысленно называл его, построенный, к слову сказать, в результате эксперимента, впоследствии не оправдавшего себя, и, поглядывая на него время от времени, он спохватывался, что говорит
