Книга Другой - Саша Береста

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20

уловить их настроение, но, как только Марии это надоело и она высказала мужу в лицо свое недовольство, он перестал так делать. Затем, когда мужчина понял, что дело не в его сожителях, начал искать причину в себе. Он ходил задумчивый, хмурый, полюбил ночные прогулки и оброс негустой бородой, отказавшись от ношения бакенбардов. Однажды Алексей из чистого любопытства спросил у друга, из-за чего он решил сменить имидж, на что Болдин отмахнулся, и Алексей почему-то очень четко запомнил его слова: «Да зачем их (бакенбарды) носить? Неудобно и ухаживать надо, время отнимает. А борода… Довольно удобна».

Сехинов понимал, что это лишь оправдание, а не причина, но рассуждать об этом не пытался и не хотел. Теперь, видимо, осознав, в какую пучину бренности жизни его затянуло, Болдин превратился в что-то среднее между своей первой беспокойной стадией и второй меланхолично-отстраненной: он очень хотел вернуться к своему прежнему образу жизни, но мысль о том, что все в этой жизни бессмысленно, не давала ему покоя. Болдин и на работе перестал быть «веселым дядюшкой», ходил и смотрел на лица коллег, прекрасно осознавая, что они не чувствуют того же, что и он, даже не волнуются об этом. Бывали моменты, когда Михаил находил аргументы из религии, но ему нужно было подтверждать свою правоту, чтобы утвердиться в ней точно, а подтверждать её нужно было у того, кто уже однажды поставил её под сомнение — мужчина сразу шел к Алексею, но Сехинов был прожженный атеист, и раз за разом делал рану разочарования в чутком болдинском сердце только глубже, абсолютно всегда выигрывая в спорах лишь потому, что Михаил был совершенно не приучен спорить, а, наоборот, обладал редким умением слушать, принимая точку зрения собеседника, а также умел проигрывать, из-за чего, наверное, редко брал реванши. Из-за глубочайшего разочарования и в своей жизненной позиции, и в людях, Болдин стал закрытым, тихим, но пока что не терял надежды повернуть время вспять, все еще при каждой удобной возможности пытаясь найти повод посмеяться, обрадовать других и себя в том числе, пускай это и была временная, слабая радость, а его всегда беспокойные, но до сих пор доверчивые, еще не до конца потерявшие веру в лучшее глаза всегда смотрели будто с неким удивлением и скорбью одновременно. Что касается жены… Про неё можно сказать немного. Алексей не сильно ей интересовался, но видел, что она почти не разговаривает с мужем. Видимо, обидные слова Сехинова о ней, как о плохой жене, навсегда въелись ей в память, а дальше она, как тогда думал Сехинов, додумала что-то сама и, замечая, в каком состоянии находится мужчина, решила ему не мешать, даже не догадываясь, что делает только хуже.

Единственным, кто действительно наслаждался процессом, был Сехинов. Он невероятно гордился беспорядком, который он учинил меньше, чем за неделю всего лишь одной небольшой ссорой.

«Как однако интересно все вышло… Я хотел сделать Мишу похожим на себя и понимал, что ради этого нужно будет его сломать, но я ожидал, что он хотя бы будет сопротивляться! А все оказалось так просто, — усмехнулся юноша, сидя на излюбленном диване на этот раз без книги. Незачем делать вид, что ты чем-то занят, если никто не обращает на тебя внимание, — После того, как я его сломал, мне нужно его «починить», но делать это я буду по-своему… По-сехиновски».

Вдруг юноша услышал, как вставляется в дверной замок ключ. Сехинов обрадовался — будто по заказу! Алексей открыл другу дверь, поприветствовал, отправил на кухню и разогрел приготовленный Марией ужин. Стоит отметить, что в этот день Михаил был удивительно молчалив и выглядел более уставшим, чем всегда, но глаза его, теперь будто присыпанные пеплом, смотрели уже не так печально, скорее безразлично и смиренно. Заметив это, Сехинов быстро смекнул: «Начал привыкать. Нужно начинать его перевоспитывать сейчас, иначе может быть поздно». Как только ужин был окончен, Алексей любезно проводил друга на диван, усаживаясь рядом. Только вот в голову никак не лезли нужные слова… Ему нужно было многое сказать мужчине, очень многое, как вдруг…

— Ты когда-нибудь наблюдал за облаками? — внезано спросил Болдин, оказывается все это время смотревший в окно.

Алексей поднял брови, не ожидав такого вопроса, но ответил довольно быстро в своей спокойной манере:

— Все когда-нибудь наблюдают.

— А по-настоящему? — Болдин повернулся к юноше, устремляя на него уже не веселый, но будто повзрослевший взгляд.

Сехинов вопросительно нахмурился, что было, честно говоря, едва заметно. Михаил попытался объяснить:

— Ну… Знаешь, в детстве казалось, будто они совсем еще далеко.

— Так и есть.

— Неа… Сейчас кажется, что они совсем близко, — мужчина мечтательно посмотрел в небо через окно, — будто я сейчас встану и достану их одним пальцем.

— Хах. Что ж, гордись, ты дорос до небес.

Михаил замолк, тут же опустив глаза. Мужчина медленно начал:

— Разве гордиться?

— М?

Болдин вздохнул, жалобно посмотрев на друга.

— Все так ужасно обесценилось, Леша… Раньше посмотришь на небо, думаешь, мол, никогда мне не дорасти, а сейчас ты мне предлагаешь гордиться этим… Разве так правильно? Алексей впал в ступор окончательно.

— Я не понимаю.

— Не к чему стремиться, — вздохнув, Михаил отвернулся, грустно смотря в пол, — Если бы я как и раньше боялся облаков и уважал их величие, может, был бы счастлив.

— Что это за бред? — почти воскликнул Алексей.

— Да не бред… Понимаешь… Человек ведь живет ради того, чтобы развиваться, а перестает как раз когда допускает мысль о том, что он, может, уже и дорос до вышки, зачем дальше… Хотя до неё не дорасти. Я вот думаю, — Михаил совсем слабо улыбнулся, — Если бы… Люди так боялись и уважали Бога, наверняка люди не были бы… Такими. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Сехинов был готов взвыть. Совсем это не то, до чего должен был дойти Болдин, совсем! Ладно. Придется его довести до этого.

— Послушай, Миша… — Алексей хотел было положить руку на плечо друга, но вспомнил, что тот еще не переодевался, и брезгливо смощился, опуская руку обратно.

«Хорошо, что Миша не заметил, а то пришлось бы руку класть на… Это».

— Знаешь… Ты прав, — улыбнулся Алексей, — Многие люди не понимают, кто стоит на вершине, не знают, кого должны слушать, а кого — нет. Ты прав! — желая приободрить мужчину, воскликнул юноша, улыбаясь, — Ты совершенно прав!

Болдин, до этого молчаливый, поникший, вдруг поднял на друга сверкающие надеждой глаза и первый раз за все эти дни под бородой показалась настоящая улыбка.

— Слава богу, я в чем-то прав! — воскликнул он

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20