Книга Дариэль - Кристина Громова

Кольцо из хорошо вооруженных и численно раз в десять превосходящих повстанцев солдат армии Мигизи и мирных жителей убедило противников выдвинуть предложение сесть за стол переговоров (тот самый, что был разбит вандалами на многие осколки).

Перед принятием судьбоносного решения Лавалина вылетела из укрытия (прозрачный купол сверхсилы гарантированно защищал женщину от любых действий врагов) и воспарила над кучкой негодяев, сверху осуждающим взглядом заставляя их дрогнуть. Многие трусливые адеольцы, покидав выданное им с запасного склада оружие себе под ноги, сдались на милость избранной, а оставшиеся предатели, не примирившиеся с укладом жизни на Адеоле, исподлобья смотрели на ненавистного руководителя в ожидании ее решения.

У всех присутствующих на площади было ощущение, что прошло не меньше часа, пока Лавалина наконец, не объявила (естественно, по-адеольски), что сдавшиеся преступники будут осуждены и наказаны за содеянное, а до тех пор (она сделала знак вооруженным солдатам своей армии) изменники будут находиться под арестом.

Вокруг парадного входа Главного дома, внутри похожего на дворец, уже начали собираться мирные жители, с гневом и болью смотревшие вслед удаляющимся под конвоем предателям. Остальным повстанцам, среди которых находились приближенные к ее семье Бохлэйл и Мэйтата, а также занимавшие руководящие военные должности адеольцы, было приказано сдать оружие и пройти в тронный зал, но не для переговоров – слишком поздно – а чтобы узнать свою дальнейшую судьбу.

А в это время на космическом корабле в отдалении от посторонних глаз томились ожиданием скорейшей развязки Мэйтэ, Дарья и питомец Лавалины. Нервы их были настолько напряжены (перелет из одной галактики в другую, вместо отдыха – военное положение на планете, в центре боевых действий – родные и близкие), что при частом и неровном дыхании присутствующими стал ощущаться недостаток кислорода. На борту корабля была ультрасовременная автоматическая система контроля качества воздуха, но при выключении всех систем навигации она переставала работать в целях экономии энергии. Мэйтэ, не успевший научиться (его украли!) пока водить столь сложный в управлении аппарат, предложил Дарье единственно возможный выход в сложившейся ситуации: надеть шлемы с авто подачей кислорода. Неожиданно Гайат стал вести себя крайне беспокойно: начал бросаться на дверь, чувствуя выход из звездолета, издавать угрожающий рев. Потом тигр на какое-то время замер, напрягся, при этом зверь плотно прижал уши, шерсть на голове и загривке поднялась, хвост нервно барабанил по металлическому каркасу корабля. Через мгновение он в прыжке нажал рычаг, открывающий ворота воздушного судна, и огромными прыжками кинулся по направлению к родному дому, даже не оглядываясь на пребывающих в немом оцепенении Мэйтэ и Дарью. Впрочем, такое состояние длилось секунды. «Что-то случилось с Лавалиной!» – схватив за руку Дашу, уже на бегу (лететь с землянином в качестве груза не представлялось возможным) объяснял Мэйтэ. Девушка насколько могла быстро неслась по цветочным лужайкам, помогая себе руками (растительность на планете была Карелиной по пояс!), и молила Всевышнего, чтобы не оказалось слишком поздно.

Лавалина взмахом руки убрала защитный купол, мешающий ей посмотреть в глаза соперникам из-за матовой поверхности его состава: безоружные, они представляли собой жалкое зрелище. Однако, живя в мире и согласии, избранная, привыкшая к любви и верности и уже поплатившаяся за это кражей младенца, в глубине души простила недругов и не сделала очень важный вывод: нельзя недооценивать своего врага, особенно врага, загнанного в угол.

«Данной мне властью избранной Великой Саттвой, – громко, чтобы эхо разнесло новость всем мирным жителям, начала Лавалина, – объявляю вас вне закона и запрещаю появляться на поверхности Адеолы». Больше ничего не успела сказать несчастная: не имеющая навыков ведения военных действий охрана утратила бдительность, и Мэйтата, мгновенно оказавшись рядом с ней, применил роковой прием, что был показан когда-то в детстве добрым Фарэем двум подросткам Мвенаю и Мэйтату для защиты от внешних врагов.

Дальнейшие события напоминали кадры замедленной съемки: Мвенай, прекрасно понимая, что Лавалине уже не помочь (этот удар, который оказывает давление на главную артерию – «Касание смерти» – через несколько минут неминуемо приводит к смерти), бросился на Мэйтата, однако ожидавшего такой реакции, поэтому с успехом увернувшегося от возмездия, Бохлэйл, внезапно доставший из ниоткуда тонкий стилет, вполне земным приемом захватил обезумевшего от горя Мвеная, требуя у охраны пропустить его с заложником к звездолету с топливом. Среди солдат, оставшихся без командира и мирных жителей, на глазах которых произошла трагедия, началась паника: впервые за много таонга адеольцы не знали, что делать. Эти минуты отчаяния показались всем вечностью.

Однако скоро все изменилось, «пленка времени» закрутилась в обычном режиме – перед Главным домом появилось удивительное трио. Мэйтэ, увидев удирающего Мэйтата, воспарил в небо, затем спикировал на убийцу, привычным уже взмахом руки избранного перекрыл ему дорогу к бегству надежным сверхпрочным щитом. Одновременно с Мэйтэ свою добычу настиг Гайат, набросившись сзади на пятившегося Бохлэйла с Мвенаем в виде заложника. Огромный зверь повалил предателя наземь, вгрызаясь ему в шею острыми, как бритва, клыками, спасая тем самым хозяина от неминуемой гибели. Ну а Дарья, волею судьбы оказавшаяся на «планете цветов» в абсолютно другой галактике, стала свидетелем чудовищной несправедливости: добро, культивируемое этой необычной женщиной в сердцах жителей «цветочной поляны», доверие, с которым Лавалина относилась ко всем без исключения адеольцам, принесло ей смерть от … «друга детства». Склонившись над избранной, даже за минуты до смерти не растратившей любви к окружающим, Дарья горько плакала, сняв кислородный шлем, не ощущая при этом повышенной кислотности и влажности вдыхаемого воздуха. К Даше, держащей уже холодную руку Лавалины, присоединились Мвенай и Мэйтэ. «Мой мальчик, – с грустью в голосе заговорила женщина, – что бы ни произошло сегодня, это не должно очерствить твое сердце, люби свой народ, тогда народ признает тебя». Она свободной рукой коснулась лба сына, и тысячи соцветий осветили пространство вокруг. «Дорогой, – обратилась Лавалина к Мвенаю, и не было голоса нежнее во Вселенной, – я понимаю, что ты в ярости от беспомощности целой вооруженной армии твоих солдат, – она тяжело вздохнула, – но в этом наша с тобой вина». Избранная приподнялась на изящном локте, ее бледность стала неестественной. «Гайат, ко мне!», – позвала Лавалина слабеющим с каждой секундой голосом своего преданного питомца и с облегчением услышала, как тот, бросив бесчувственную добычу, примчался на зов хозяйки и сел, пристально глядя ей в глаза. «Гайат, береги мою семью и…Дашу», – любящая и любимая адеолка навсегда закрыла свои прекрасные глаза, и тут же тысячи цветочных потоков ее души устремились в поднебесную. Страшный рев огромного зверя, за километры