До неадекватной компании нам осталось метров тридцать. Они слегка притихли, видимо, заметив нас.
— Знаешь, сейчас я хочу сломать твоему парню вторую руку за то, что он так к тебе относится.
— Никита прекрасно ко мне относится! И он всегда провожает меня до дома, просто сейчас не может. Между прочим, из-за тебя.
Я возобновляю движение, ускорив шаг. Соболев догоняет меня и обнимает за плечи. Я тут же пытаюсь скинуть с себя его руку, но он усиливает хватку.
— Не дергайся.
Я почему-то слушаюсь и действительно не дергаюсь. Мы равняемся с компанией. Она затихает и провожает нас пытливым взглядом. У парней в руках бутылки, также пустые банки разбросаны вокруг лавки. Мне становится не по себе, и в эту секунду я даже рада, что Соболев со мной.
Когда мы доходим до выхода из парка, я говорю:
— Можно уже убрать руку.
— Не хочу.
Сама сбрасываю ее с себя. Соболев издает легкий смешок.
— Вопрос о том, что ты, оказывается, ходишь одна в темноте по сомнительным местам остается нерешенным.
— Я не хожу одна в темноте по сомнительным местам, — на этот раз отвечаю спокойно, без злости. — У меня только раз в неделю этот книжный клуб. Сейчас просто темнеет рано, поэтому получается, что я возвращаюсь домой одна в темноте. Но скоро наступит весна, и день прибавится. А больше никаких дополнительных занятий, кроме книжного клуба, у меня нет. Репетиторы приходят ко мне.
До моего дома остается всего ничего, поэтому я ускоряю шаг. Соболев больше не говорит. Наконец-то он замолчал. Спасибо, конечно, что проводил мимо сомнительной компании, но это не делает нас друзьями.
— Мы пришли, — останавливаюсь у своего подъезда. Соболев тут же окидывает глазами его и весь дом. — До квартиры провожать не нужно.
Пристально рассмотрев нашу серую шестнадцатиэтажку, новенький возвращает внимание ко мне.
— Даже спасибо мне не скажешь? — лукаво улыбается.
— Спасибо.
— И это все? — выгибает бровь.
— А что еще я должна тебе сказать? — начинаю заводиться.
— А как насчет поцелуя в знак благодарности?
— Чего???? А не пошел-ка бы ты на фиг!
Фыркнув, разворачиваюсь и направляюсь к подъезду, но Соболев останавливает меня, схватив за руку. Все происходит настолько быстро, что я не успеваю осознать. Поворачивает меня к себе, делает шаг, становясь вплотную, одну руку опускает на талию, второй фиксирует затылок. И вот его губы встречаются с моими.
От шока я замираю, не имея сил пошевелиться. Новенький, пользуясь моей заминкой, усиливает поцелуй. Когда через несколько секунд до меня доходит, что сейчас происходит, я делаю попытку вырваться, но он только крепче меня хватает и еще сильнее углубляет поцелуй.
Его губы мягкие и теплые, дыхание с привкусом мяты. Я перестаю вырываться, послушно замерев в крепких мужских объятиях, и вдруг чувствую, как мое сердце начинает биться часто-часто. Соболев продолжает целовать меня, а я, шумно выдохнув через нос, непроизвольно опускаю веки. Расслабляюсь и позволяю губам новенького ласкать мои, ощущая, как от этого поцелуя под ногами плывет земля…
Соболев прерывается на глоток воздуха, и это тут же отрезвляет меня. Его хватка на моем теле ослабевает, и я спешу отпрянуть назад.
— Я разрешаю тебе дать мне пощечину, Белоснежка, — говорит с довольной улыбкой.
В один миг внутри меня взрывается возмущение: когда я наконец-то в полной мере понимаю, что сейчас произошло.
— Ты… Ты… — не нахожусь, что сказать.
А потом замахиваюсь и действительно даю ему пощечину. Со всей силы.
— Ох, Белоснежка, — хватается за щеку и морщится. — Это было больно.
Скидываю со своей талии его руку и с грохочущим сердцем забегаю в подъезд.
Глава 12.
ДИМА СОБОЛЕВ
2 года назад
— Дим, — кто-то трясёт меня за плечо. — Дим, просыпайся.
Еле-еле разлепляю веки и замечаю в темноте комнаты лицо старшего брата.
— Дим, нужна твоя помощь, — шепчет.
Я тру сонное лицо и бросаю взгляд за плечо Антона. Его кровать заправлена. Когда я ложился спать, брат еще не вернулся.
— Дим, вставай. Нужна твоя помощь, — настойчиво повторяет.
— Что случилось? — зеваю.
— На базе две новых тачки, — быстро шепчет. — Нужно их оттюнинговать, как можно скорее. Поможешь нам с ребятами? Их срочно ждут, времени в обрез.
Я морщусь.
— Антон, ты достал уже. Мне это не нужно.
— Тебе деньги не нужны, что ли?
— Нужны, но не таким образом. Это слишком рискованно.
— Я тебя по-братски прошу! — пихает меня в плечо. — Помоги, а? Времени мало. Всего-то тачки прокачать. Ты ведь всегда можешь сказать, что не знал, что они угнанные.
— Ага, так мне и поверили в суде.
— Коршун нормальные деньги заплатит. Покупатели ждут тачки.
Я тяжело вздыхаю, понимая, что Антон не отстанет. Беру с тумбочки телефон и нажимаю боковую кнопку. Половина четвёртого утра.
Нехотя поднимаюсь с кровати и натягиваю джинсы с толстовкой. За окном метель, температура почти минус двадцать. Меньше всего мне хочется выходить из дома, каким бы омерзительным местом ни был мой дом.
Мы идем по коридору, стараясь ступать тихо, чтобы никого не разбудить. Впрочем, даже если мы сейчас врубим на полную катушку музыку, пьяные мать и отчим не проснутся, а Леська уехала на выходные к своей бабке. Проходя мимо кухни, бросаю взгляд в дверной проем. Пустые бутылки из-под водки выстроены на полу, а стол заставлен грязной посудой и рюмками. К горлу подступает тошнота, которую я тороплюсь сглотнуть.
Салон дряхлой «Мазды» Антона еще не успел остыть, что говорит о том, что брат недавно заглушил мотор.
— Почему ты не пришёл ночевать домой? — спрашиваю, рассматривая Тоху в тусклом свете. Сонным он тоже не выглядит.
— Были дела.
Даже не хочу спрашивать, какие.
Антон — мой старший брат по матери. У нас разница четыре года. Кто его отец — неизвестно. Он сбежал от матери в неизвестном направлении, как только узнал, что она беременна. Мама родила Антона, растила его самостоятельно, пока не встретила моего отца. Они поженились, потом родился я, и мы были прекрасной любящей семьей, которая ни в чем не знала нужды. Мама была домохозяйкой, отец был программистом-разработчиком и владел своей фирмой. Каждый вечер папа приходил с работы с подарками для меня и Антона, на Новый год родители заказывали нам Деда Мороза и Снегурочку, утверждая, что они настоящие, а каждое лето мы ездили на море.
