Женские завывания за стеной набирают обороты, а мое сердце рвется на куски от горечи и боли. Происходящее воспринимается как дурной сон, и я отчаянно не хочу верить, что это все творится наяву. Должно быть, срабатывает какой-то защитный механизм психики, отвечающий за то, чтобы люди, столкнувшись с предательством, не сходили с ума в ту же минуту.
По щекам катится обжигающе-горячая соленая влага, а подбородок трясется от беззвучных рыданий. Утерев дрожащей ладонью слезы, распахиваю глаза и снова упираюсь взглядом в неряшливо раскиданные красные босоножки.
Глава 13
Жуткая догадка подкатывает к горлу нестерпимыми рвотными рефлексами, и я в ужасе закрываю рот рукой. Боюсь, Димин элегантный ковер не переживет опустошения моего желудка.
Господи, пожалуйста, только не это! Пощади и помилуй! Ведь может же быть, что это просто совпадение? Что такие босоножки носит не только моя подруга? Это массовый товар, наверняка у сотни других девушек такие же!
Я пытаюсь справиться с болью, внушая себе то, что предал меня лишь один близкий человек. Один, а не сразу двое. Двое — это слишком. Моя нервная система точно даст сбой.
Отлипаю от стены и на негнущихся ногах медленно бреду туда, откуда доносятся омерзительные звуки страсти. С одной стороны, я не хочу видеть измену своего парня собственными глазами, но с другой — только так я смогу вычеркнуть его из своей жизни насовсем. Только так смогу выдрать чувства к нему с корнем. Если Дима и правда променял меня на другую, я должна знать об этом наверняка, чтобы навсегда задушить в себе надежду на воссоединение.
Да, это будет больно, но я обязана сорвать этот пластырь. Другого пути у меня просто нет.
Шагаю в дверной проем Диминой спальни, и сердце, оборвавшись с тонких петель, летит куда-то в черную непроглядную бездну. Худшие опасения оправдались: в постели моего парня и впрямь лежит моя подруга, которую я знаю еще с беззубого детства. Мы вместе ходили в школу, сидели за одной партой, одалживали друг у друга одежду…
А теперь интересы изменились, и она одолжила у меня Диму. Без спросу, правда. Просто взяла погонять в надежде, что я не узнаю. Может, с джинсами это и прокатывало, но вот с парнем как-то не очень. После увиденного я совсем не горю желанием возвращать свое обратно.
Заметив меня, застывшую в дверях, подлая парочка шугается. Вика испуганно вскрикивает, а Дима, комкая одеяло на животе, сползает с кровати.
— Малыш, я… Я все объясню, — сбивчиво тараторит он.
Боже, ну что тут объяснять? Я же видела. Все-все видела. Зрелище хоть и не из приятных, но отпечаталось в моей памяти навсегда. И в душе тоже.
— Мы с Викой… В общем, это случилось первый и единственный раз. Прости меня, малыш… Лина!
Пока он говорит, я разворачиваюсь на пятках и устремляюсь обратно в коридор. Отныне нет никакого смысла слушать Димино вранье. Сколько я его уже наслушалась за годы наших отношений? Теперь мне уже кажется, что немало. Раньше я слепо верила Диме, а все тревожные звоночки, раздающиеся время от времени, предпочитала игнорировать. Потому что была твердо убеждена, что что мой любимый не способен на предательство.
Задержался на работе до полуночи? Ну ничего, с кем не бывает. Тусовался с парнями до пяти утра? Что ж, дело молодое. На рубашке невнятный розовый след? Да-да, понимаю, кто-то ненароком припечатал тебя своей помадой, в лифтах по утрам просто жуткая давка.
Я верила всему, что Дима мне говорил. Каждому его слову. И из уважения к нему не подвергала услышанное критической оценке. Мне хотелось, чтобы наши отношения были выше ревности и бытовых ругачек. Мне хотелось просто быть счастливой.
Я была наивной дурой, а Дима этим нагло пользовался, водя шашни с моей подругой у меня за спиной.
Вот вам и высокие отношения.
— Лина, подожди! — парень хватает меня за руку, пытаясь развернуть к себе лицом. — Прошу, давай поговорим!
— О чем нам говорить? — вырываю ладонь из его цепкой хватки. — О чем? Очевидно, что у тебя все прекрасно, — киваю в сторону спальни, в которой притаилась Вика. — Это мне предстоит заново собирать себя по кусочкам! А ты иди, развлекайся дальше!
— Малыш, прости, — Дима виновато тупит взор. — Я понимаю, что подвел тебя, но прошу, не руби с плеча. Ведь нас так много чего связывает…
— Да, нас связывает и вправду много, — с горечью отзываюсь я. — Но ничего из этого не заставило тебя остановиться.
— Клянусь, я больше не повторю своих ошибок! — с жаром выпаливает он, испепеляя меня умоляющим взором. — Я исправлюсь, слышишь? Вика… Вика — это просто временное помутнение, а ты — моя любовь. Душой я предан только тебе. Ты же знаешь меня, Лина!
— Нет, — обрубаю жестко. — Мне только казалось, что знаю, а на самом деле ты совсем не тот, кого я любила. Я просто нарисовала у себя в голове идеальную картинку, которой ты, в сущности, никогда не соответствовал.
Когда я произношу это вслух, до меня наконец доходит уродливая правдивость собственных слов. Ведь действительно! Я всегда закрывала глаза на Димины недостатки, предпочитая их не замечать. А теперь они, крича и раня меня в самое сердце, вылезли наружу, и розовая пелена самообмана наконец спала с моих глаз. Теперь я вижу его настоящего: склочного, грубого, склонного к гиперконтролю и иррациональной ревности. Диме никогда не была нужна я, ему просто нравился факт обладания мной, послушной глупой девочкой, которая заглядывает ему в рот.
Если честно, от всех этих осознаний меня так и подмывает разреветься. Прямо навзрыд. Оплакать свое потерянное счастье, пожалеть себя и просто вдоволь пострадать. Но я не хочу доставлять Диме удовольствие от созерцания моей слабости. Да, мне адски больно, но это уже не его дело. Поплакать можно и дома, а сейчас надо действовать решительно.
Разворачиваюсь и твердым шагом направляюсь к двери. Перешагиваю пакеты с продуктами (пусть Дима с Викой ими подавятся) и толкаю ручку.
— Лина, ты что, уходишь? — раздается мне вслед неверящий возглас.
Ну, конечно, у Димы просто в голове не укладывается, как бесхребетная Лина может уйти, когда он ей столько лапши на уши навешал! Где та покорная безропотная девочка, которую он приручил? А ее больше нет! Нет и не будет!
Чувствую, что Дима, таща за собой одеяло, прикрывающее его наготу, идет за мной по пятам. Сглатываю тугой ком обиды и, на секунду застыв на пороге, говорю:
— Да, ухожу. И прошу, не надо громких слов — между нами все кончено.
А затем срываюсь с места и чуть ли не бегом устремляюсь прочь.
Глава 14
Кажется, я выплакала весь запас отведенных мне слез. На душе по-прежнему скребут кошки, но глаза, как ни странно, сухи. Я просто сижу в кресле, в том самом, на котором Дима оставил темные винные следы, и гляжу в одну точку. Вот уже второй день подряд.
