самому. Ну что, откапываем?
В яме было холодно и сыро, под ногами чавкала жидкая грязь. При мысли о том, что сейчас придется в темноте под дождем голыми руками сдирать ржавый металл с землей и кустами, Питер приуныл.
Но тут же звонко хлопнул себя по лбу.
– Есть идея! Вылезай и отойди подальше.
– Ты уверен? – недоверчиво уточнил Сильван. – Все это может рухнуть!
– Так нам и нужно, чтобы рухнуло. Не беспокойся, все будет в порядке, просто отойди на всякий случай.
– Не представляешь, сколько раз я слышал от твоей матери что-то подобное, – пробормотал Сильван, но сделал, как велели.
Питер пробрался вдоль борта флаера, залез внутрь и, убедившись, что отец находится на безопасном расстоянии, активировал защитное поле.
8
Раздался страшный треск ржавого металла и разрывающихся корней, под давлением поля земля подалась и разлетелась в разные стороны. Питер сосредоточился и велел флаеру медленно подниматься – защитное поле расталкивало стенки ямы, в которой он пролежал столько лет.
Выбравшись из земляного плена, флаер, подчиняясь приказам Питера, сдвинулся чуть в сторону и завис над кучей камней и развороченного грунта. Сильван не без опаски приблизился, Питер убрал поле и похлопал ладонью по влажному сиденью.
– Залезай!
Отец уселся так осторожно, словно опасался потревожить гнездо ядовитых змей, и поморщился – под дождем сидеть почти что в луже, удовольствие слабенькое.
– Полетим прямо сейчас? – было видно, что такая перспектива его напрягает.
– Лучше дождемся ночи, – Питер вернул поле на место и включил обогрев флаера, – просто чудо, что в нем еще сохранился какой-то заряд. Вот дождь закончится…
– А если он будет идти и днем?
– Часть солнечной энергии проходит сквозь облака. Иначе в дождь было бы темно, как ночью.
Питер отключил пояс, и какое-то время они сидели молча, наблюдая, как капли бесшумно падают на купол поля, вспыхивают крошечными, едва заметными искорками и исчезают. Одежда и сиденья флаера быстро высыхали, пахло землей и гнилью, но что это значило по сравнению с возможностью наконец-то согреться!
Флаер, творение технологий чужого мира, вдруг показался Питеру страшно уютным – являясь частью Оморона, он как будто приближал его к Фэлри. А эр-лан, несомненно, жив и борется – пытается спасти мир Питера, хотя совсем его не знает.
Когда снова встретимся, сразу попрошу прощения, думал Питер, погружаясь в дремоту, пожалуйста, Всемогущий, пусть он меня простит…
Он встрепенулся, когда Сильван тихо позвал его по имени.
– А? Что случилось?
– Ничего-ничего, – Питер с трудом различал лицо отца в сером сумраке, – хотел кое-что сказать. Не знал, что ты спишь.
– М-м-м… что такое?
Сильван помолчал, словно собираясь с мыслями, потом тихо продолжил:
– Если случится так, что тебе придется выбирать между нами с мамой и Меллом Фэлри… я бы хотел, чтобы ты выбрал его.
– Что? О чем ты говоришь?! – Сон слетел с Питера в мгновение ока.
– Послушай меня, возражать будешь после, ладно? – Голос Сильвана окреп и зазвучал решительнее. – Мы с мамой любим тебя и знаем, что ты любишь нас. И это не какое-то там прощание. Но неизвестно, что будет дальше… с нашим миром. А мы с мамой в любом случае прожили жизнь. Нет, выслушай меня до конца! Ты много рассказывал о Мелле Фэлри, в основном о его красоте. И это понятно и объяснимо в твоем возрасте. Но теперь я узнал его и хочу, чтобы ты знал тоже – он прекрасен не только внешне, у него добрая и благородная душа. У вас много общего, и если только ты не будешь рубить с плеча, а попытаешься его понять – вы будете счастливы. Вот почему я хочу, чтобы в случае чего… ты ушел с ним. Пообещай, что так и сделаешь, и тогда, что бы ни произошло с нами дальше, я буду спокоен за тебя.
– И ты уверяешь, что это не прощание? – хрипло произнес Питер, раз за разом глотая подступающий к горлу ком.
Ему показалось, что Сильван улыбнулся в темноте – прежней доброй улыбкой.
– Это завещание, если так тебе будет проще. Люди ведь пишут их не потому, что ждут близкой смерти, а чтобы быть спокойными за будущее своих близких. – Он коснулся плеча Питера и произнес с огромной нежностью: – Я так люблю тебя! Ты самый лучший сын, какого только можно пожелать.
Питер всхлипнул и привлек отца к себе. Крепко обнявшись, они сидели во флаере из Оморона, а мрачное небо продолжало рыдать над множеством устремленных к нему безответных молитв.
Фэлри проснулся до рассвета и, стоя на площадке гравиподъемника, наблюдал, как в небе разворачивается сеть красноватых линий, вплетенных в темные тучи. Ничего хорошего это не сулило – в пасмурную погоду пояс заряжается медленнее, а если пойдет дождь, тело в мокрой одежде отяжелеет, что повлияет на скорость полета.
Но он, конечно, полетит в любом случае, надо только дождаться, чтобы солнце хоть немного выползло из-за горизонта. Сырой, холодный ветер полоскал волосы, точно флаг, эр-лан нетерпеливо отводил их в сторону.
Может, обрезать их и дело с концом? Вон у Питера волосы совсем короткие, это, наверное, очень удобно…
Фэлри представил, что сказали бы в клане Лэ, озвучь он столь кощунственное желание, и невольно усмехнулся. Обрезать волосы – сложно придумать худшее унижение для эр-лана. Хотя, по сути, ничего особенного в них нет. Ну красиво и что дальше? Возиться с ними могут себе позволить лишь те, кто сидит целыми днями перед гало-экраном…
– Давай, давай… – бормотал он, не отрывая взгляда от восточного края неба.
Внезапно раздался знакомый низкий гул, и прямо перед Фэлри опустился длинный, бело-зеленый флаер. Эр-лан невольно попятился, а при виде сидевшего внутри человека сердце подпрыгнуло к горлу и застряло там бешено бьющимся комом.
– Привет, Полуликий! – весело произнес Тайрон, отключив защитный купол. – Сто лет не виделись, прохвост ты этакий!
Фэлри онемел, лишь молча рассматривал огромного сега, который не слишком изменился с тех пор, как они сцепились на площади Дебатов два года назад.
Бывший боец, Тайрон всегда выглядел, как машина для убийства. Сейчас он явно набрал вес, но солидное брюхо выглядело не излишним, как у других людей, а словно бы кладезем жизненной силы. Вместо стандартной и самой дешевой сегийской одежды, которая красовалась сейчас на самом Фэлри, Тайрон щеголял бежевой курткой чуть ли не из натуральной кожи и такими же штанами. На черной тунике серебрилась какая-то монограмма, и в целом эта роскошь не очень-то сочеталась с бритой наголо головой и грубым смуглым лицом, рассеченным синими бойцовскими татуировками.
– Что, язык проглотил от счастья? – язвительно осведомился он и вдруг сделал приглашающий жест. – Тебе же в Оморон надо? Садись, подкину.
– Как… – Фэлри наконец обрел дар речи. – Почему ты вообще здесь?
Тайрон смотрел на его не мигая, из-за татуировок выражение его лица словно бы смазывалось. Рассматривал сегийскую одежду и
