бедолажную беспомощную «четверку» из пушек и пулеметов. Надо отдать должное, стрелять фрицы умели хорошо. Им понадобилось всего два захода, чтобы превратить подбитый Ил-2 в груду полыхающих обломков. Сделав после этого победный круг, «худые» стремительно ушли на высоту. Миг, и на Григория обрушилась тишина. Хотя…весело потрескивает горящий штурмовик, где-то совсем неподалеку слышатся редкие выстрелы. Какая уж тут тишина. Интересно, это линия фронта дает о себе знать, или еще что-то происходит вокруг? А если это немчура играет в загонную охоту, подбадривает себя пальбой, а в роли главного приза выступает летчик сбитого штурмовика?
Дивин потянулся к кобуре. Но вдруг передумал. Нет, решил ведь, что в случае обнаружения гитлеровцами, перекинется и устроит им кровавую баню. Благо, всерьез ему может повредить разве что связка гранат, брошенная под ноги. Да и то, надо быть полным идиотом, чтобы в этот момент неподвижно стоять на месте и ждать взрыва. Экспат поднял руку и посмотрел на наручный компас. Сориентировался, сверился с картой. Жалко, конечно, что совершенно непонятно, где именно он шмякнулся. Так, плюс-минус два лаптя в сторону от проклятой переправы. Хочется верить, что ее обломки сейчас уже покоятся на дне реки!
Взлетели они на рассвете. Ночные тени еще вовсю гуляли по аэродрому, но штурмовики уже выруливали на старт. Поднялись в воздух, собрались в плотную группу и почапали к цели. Как и договаривались, «маленькие» прикрыли их сверху. Шли с соблюдением режима радиомолчания. А все сигналы ведущие подавали по старинке, покачивая крыльями. Тем более, что видимость над советским аэродромом была «миллион на миллион» — небо чистое, ни облачка. Эх, лучше бы, если все затянули облака. А так, надежды, что удастся подобраться незамеченными практически никакой. Разве что, сработает план Хромова и передовые самолеты забросают все дымовыми бомбами и дадут возможность ударной группе выскочить из завесы, словно чертику из табакерки. Так себе идейка, если честно. Хотя, служба метеорологов клялась и божилась, что в районе цели должны быть облака. Но им верить, себя не уважать. С тем же успехом можно обратиться к какому-нибудь деревенскому старичку и поинтересоваться, не ноют ли у него на непогоду колени, не прихватывает ли поясницу радикулит? Авось, более точный прогноз получим.
Эх, обрушить бы на головы фрицам свето-шумовые бомбочки. Да побольше, побольше! Так, чтобы проморгались только на пути в свою Вальхаллу. Но где их взять? Поэтому у самолетов групп прикрытия были подвешены ЗАБ-100–40П — по тридцать восемь килограммов загущенного бензина или самовоспламеняющейся жидкости КС внутри корпуса из бумажного литья.
Атаковать переправу решили бомбами ФАБ-100, оснащенными взрывателями АВД, выставленными на тридцать минут задержки. Каждая из десяти машин эскадрильи Дивина несла по две «сотки». Половина из них с замедлением, половина настроена — на мгновенный контакт. Бросать надо было с высоты в четыреста метров при планировании в пятнадцать-двадцать градусов. Заходить следовало строго вдоль «нитки» моста. От варианта экспата с тросом-сцепкой отказались из-за невозможности обеспечить синхронный сброс. Не дошла еще здесь промышленности страны Советов до нужного технологического уровня. И замки работали как бог на душу положит. Это тебе не имперские «Когти» с их бортовым компьютером. Так что губу Григорий благополучно закатал.
Сейчас Дивин немного волновался. Вот, вроде, тщательно подготовил и проиграл весь маршрут со своими летчиками, заставил их выучить наизусть все характерные ориентиры, попытались вместе определить возможные места расположения немецких зениток, пути атаки на них и варианты противодействия. Потом заставил еще каждого из пилотов — сначала по отдельности, потом в группе — условно пройти весь полет на земле. И теперь должен был, по логике вещей, быть относительно спокойным. Но нет, тягостно было на душе.
Незадолго до переправы небо и в самом деле затянуло облаками. Сначала небольшими, затем довольно плотными. И то хлеб.
Экспат стал готовиться к штурмовке. Скорее всего фрицы уже засекли их, поскольку спрятать такую большую группу невозможно, поэтому Григорий нарушил молчание и скомандовал: «Снять предохранители. Маневр, ребята, маневр!» И первым, подавая пример, принялся раскачивать машину — то добавлял скорость, то убавлял. Хаотично бросал в небольшой крен. Со стороны, наверное, выглядело все это так, будто самолетом управляет совершенно неопытный летчик. Но, на самом деле, такой полет «ильюшина» должен был затруднить прицеливание вражеским зенитчикам. По крайней мере, Дивин на это очень рассчитывал. Зря что ли надоедал бойцам ПВО своего аэродрома, выспрашивая у них детали наведения орудий на цель.
Первые черные и белые шапки разрывов расцвели, когда группы прикрытия вышли на переправу. Эскадрилья экспата шла за ними с небольшим опозданием. И пока товарищи били по обнаружившим себя гитлеровским зенитками, Григорий повел своих пилотов на переправу. Небольшой доворот…Атака!
«Илы» начали пикировать на мост. И немцы мгновенно перенесли заградительный огонь на них. Сказать, что перед советскими летчиками встала огненная стена, значит не сказать ничего. Казалось, что все небо в одно мгновение заполнилось взрывами и разноцветными трассами. К тому же, сработали дымовые бомбы и подступы к мосту начало затягивать мутной серой пеленой. А внутри ее сверкали рукотворные солнца сброшенных на голову врага зажигательных бомб.
Один из штурмовиков получил свою порцию свинца, неловко, словно нехотя, полез было вверх, но вдруг резко опустил нос и стремительно рухнул вниз. Дивин лишь нервно дернул щекой. Пускать слезу времени не было — проклятый мост рос в прицеле, стремительно вырастал в размерах. Вполне возможно, что другим пилотам в этом аду стало сложно целиться, но Григорий видел все отлично. Собственно, как раз поэтому он еще дома велел остальным своим летчикам идти строго за ним и бомбить по его следам.
— Получайте, гады! — выругался экспат, нажимая на кнопку бомбосбрасывателя. И потянул на себя ручку управления, переламывая самолет, выводя его из пике. Тут же навалилась привычная свинцовая тяжесть, перед глазами все подернулось красноватой дымкой. А потом вдруг последовал сначала один, а потом сразу второй мощный удар, от которого «ильюшина» подбросило вверх и немного в сторону. Так, будто невидимый великан приложился от души, дав самолету смачного пинка. Попали!
— Я Кощей, подбит, — прижал ларингофон пальцами экспат. — Я Кощей!
Тишина. В наушниках звенящая тишина. Видимо, снарядом разбило рацию. И все вокруг в дымке пожарищ, разрывов, облаков сгоревшей снарядной взрывчатки. Григорий крутанул головой по сторонам, оценивая обстановку. Его вынесло чуть в сторону от переправы, над которой творилось сущее безумие. Больше всего походило на извержение вулкана. И разобрать, цел мост или нет, не мог даже экспат.
Капитан попытался развернуть самолет. Безуспешно. Похоже, тросы управления перебиты и подбитый штурмовик летит туда, куда направлен его нос. И, что обидно, нельзя сказать, что траектория полета идет точно в сторону территории, занятой советскими войсками. Так, серединка на половинку.
Краем глаза Григорий зацепил характерный «горбатый» силуэт. Еще в какого-то бедолагу угодил снаряд и «илюха» рухнул в лес, рубя винтом деревья, сбивая их крыльями. Взрыв. Вверх взметнулся черный фонтан. Готов.
О, а вон еще один Ил-2 падает камнем вниз, разматывая за собой огненный хвост. И еще. Еще. Господи, да сколько их?!! Дивин страшно заскрипел зубами. Выжил там хоть кто-то⁈ Пригляделся, напрягая зрение и выворачивая до хруста шею. Нет, врете суки! Вон, заходит в атаку пара краснозвездных машин. А чуть поодаль вьется рассерженным шмелем еще один наш самолет. Бьет умело по обнаруженным целям из пушек и пулеметов. Да и остальные уже крутят смертельную для врага карусель, то выскакивая, то снова скрываясь в облаках огня и дыма. А далеко в вышине над ними вьются «ястребки». Жаль, что его никто не заметил. Впрочем, немудрено, могли счесть, что его самолет тоже был подбит и упал в реку или где-то на вражеском берегу. Ладно, теперь стоит сосредоточиться на том, чтобы все-таки попробовать дотянуть до своих…
Колено правой ноги распухло, а кость горела огнем. Экспат упрямо брел вперед, стараясь не обращать внимание на боль. В принципе, немного помутившемуся, воспаленному рассудку уже было плевать на то, болит или не болит нога, мучит или нет жажда, одолевает ли голод. Единственная мысль гнала
