правда, это не трогало. Все перестали перешептываться, когда он взял список со столика. Он закрыл глаза и ткнул пальцем в лист бумаги. Все они из правительства относились даже к нашим смертям небрежно. – Петр Рокотов.
Этот парень работал в лесу, где мой папа. Он поднимался на сцену, когда его близкие люди рыдали и кричали от отчаяния. Праведник глядел на него с таким равнодушием. Когда тот поднялся на сцену, он пожал ему руку, и мы по традиции все крикнули:
– Во благо спасения!
Эту фразу, судя по всему, придумали сами Праведники. Этот мужчина широко улыбался, когда мы сказали эту самую фразу. Дальше его рука добралась до коробки. Варя дрожала, но я улыбнулась ей. Она кое–как выдавила в ответ свою улыбку. Её розовые губки тряслись то ли от страха, то ли от холода. Праведник тем временем уже вынул из коробки первую сложенную бумажку, на которой было написано имя.
– Светлана Карташова.
Женщина примерно возраста моей мамы. Я видела её на полях. Блондинка, у которой совсем не было семьи. Она была одинокой, и потому её никто не оплакивал. Она с легкостью поднялась на сцену, и все снова кричали фразу: «Во благо спасения!». Я не понимала вообще, зачем нужно убивать еще людей, если на Спасительном материке и так смертность выше рождаемости. Большинство людей жили в таких условиях, что погибали. Голод, постоянная жажда, вечная работа. Все умирали от этого так часто, что даже ни к чему было выбирать еще по семь человек с каждого города. Видимо, правительству, правда, хотелось этого. Хотелось как–то развлечь себя, а то, что на материке не оставалось места – это, скорее всего, все неправда. Теперь двое стояли на сцене. Еще два. И я не хотела, чтобы это были я или Варя. Она сжала мою руку так, что мне стало немного больно, но я ничего ей не сказала. Все молчали, и было только слышно, как пронизывающий холодный ветер завывает. Он нес запах. Еле уловимый, но я чувствовала запах гари. Неужели, Вова поджег дом Дежурных?
– Владимир Березняков.
Это был мой Володя. Мы с Варей тут же переглянулись. Я вся задрожала. Я боялась этого. Боялась того, что выбрать могут и его. Но его не было в толпе, он не поднимался на сцену. Праведник не на шутку рассердился, говоря о том, что этот малый тратит его время, и тут ужасно холодно. Он отправил часть охраны на его поиски. А тем временем запах гари усиливался. Это стали чувствовать и другие люди из толпы. Я слышала, как они перешептывались. Я оглянулась и увидела дым, а потом и огонь. Это был дом Дежурных. Все начали суетиться, а Праведник озверел. Большую часть охраны он отправил разобраться с пожаром. От охраны осталось совсем ничего. Тем более, почти все Дежурные побежали вместе со всеми к своему дому. Я начала медленно двигаться, таща за собой Варю. Она все прекрасно понимала, и потому даже не пыталась сопротивляться и молчала. Некоторые, конечно, оглядывались, но никак не выдавали нас. Меня вдруг поймал кто–то за руку. Это была мама. Я видела её полные тревоги глаза. Мы с Варей не могли медлить, и мама это прекрасно понимала. Мы прощались взглядами. У нее уже сверкали слезы. Она сжимала мою руку так же сильно, как и Варя. Я кивала головой, на каждый её немой вопрос. Она знала, что не нужно привлекать внимание других. Мы с сестрой вместе сказали ей, что любим её. Она попыталась улыбнуться. Не выдержав такой душевной боли, она кинулась в мои объятия, потом она крепко обняла Варю и поцеловала её в носик. Это было просто не выносимо. Мне хотелось разрыдаться и броситься к ней, но я взяла себя в руки и пошла дальше с тяжелым сердцем, таща за собой бесшумно младшую сестру. Мне нужно было увидеть папу. Я внимательно вглядывалась в лица людей, но папы так и не находила. Он сам нашел нас. Он был почти в конце толпы. Я видела, что ему было трудно сдерживать слезы. Он обнял сразу двоих. Я пыталась запомнить эти его огромные руки, которые сделали для нас столько всего. Он целовал нас в макушку и шептал, что любит. Мы отвечали ему тем же. Варя плакала тихо, чтобы её не услышали. И все–таки, я уже увидела, как она повзрослела сейчас. Она пыталась не показывать этих слез родителям, чтобы они отпустили её легче. Папа понимал, что нам нужно торопиться. Я видела, как он провожал нас взглядом. Это было самым тяжелым. Видеть, как родители пытаются выдавить из себя улыбку и сдержать слезы, причиняло сильную боль. Я оставляла в них часть себя. Уже навсегда. Я понимала, что больше никогда их не увижу. Слезы лились по моим щекам, когда мы уже были вне поля зрения родителей. Моя душа страшно ныла. Но дело нужно было довести до конца.
Мы вышли из толпы. Запах гари усилился. Теперь нужно было идти к полям. Охраны было мало, но все–таки нельзя было попадаться им на глаза. Мы очень осторожно покинули площадь, идя вдоль стен домов. Площадь – это уже хорошо. Всё шло как по маслу. Во мне кипел адреналин, я слышала учащенное дыхание Вари, которая одобрительно мне кивала, говоря, что с ней все в порядке. Проходя осторожно по одной из улиц, кто–то взял меня за руку. Я страшно перепугалась. Я обернулась и увидела Вову, который приложил палец к губам. Он завел нас с Варей за угол какого–то дома, после чего тяжело дышал. Я была уверена, что это он устроил пожар, так как он был весь в саже. Я смотрела в его ореховые глаза и пыталась запомнить их. Я никогда больше не увижу его. Но я могу еще раз попытаться спасти его.
– Бежим с нами, – тихо прошептала я. Он с болью в глазах отрицательно покачал головой. – Тебя выбрали, Вова. Я не хочу, чтобы ты умирал. Пожалуйста, бежим.
Вместо слов он обнял меня. Я крепко сжала его в ребрах. От него пахло гарью и как всегда свежевыпеченным хлебом. У меня снова полились слезы. Он тут же взял мое лицо в ладони и что–то начал говорить, но я ничего не слышала. Я ничего не хотела слушать. Я хотела, чтобы он жил.
– Я проведу вас до ограды, – только расслышала я. – Таня. Перестань плакать! – я послушно кивнула головой и выпустила его из своих крепких объятий. Я вновь взяла Варю
