Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Этот святой брат, прекрасный как Адонис, выделялся среди бенедиктинцев своим крайним аскетизмом. Он предавался бесконечным молитвам и строго постился, превосходя в этом даже настоятеля и деканов.
В час, когда выкопали статую, он трудился в поте лица, переписывая Евангелие, и ни тогда, ни позже не удостоил ни единым взглядом подозрительную находку. Выслушивая от своих товарищей рассказы об этом открытии, он сурово порицал их и, полагая, что монастырский сад осквернен присутствием обнаженной богини, избегал приближаться к окнам, выходившим в ту сторону.
Когда развращающее действие статуи на святых братьев стало очевидным, Луи вознегодовал. Он открыто осуждал колебания отца Августина, медлившего с разрушением злокозненного идола, предрекая новые несчастья, если статуя останется цела.
Можно себе представить, какой переполох царил в Перигоне, когда на четвертый день после находки статуи обнаружилось, что брат Луи исчез. Его постель была не смята, но казалось невозможным, что он мог покинуть монастырь ночью, поддавшись тем же греховным побуждениям, которые погубили Поля и Яга.
Расспросив монахов, настоятель выяснил, что в последний раз Луи видели возле монастырской мастерской. Это показалось странным. Немедленно пошли в мастерскую, и монастырский кузнец обнаружил, что не хватает самого тяжелого молота.
Вывод напрашивался сам собой: Луи, охваченный праведным гневом, вышел, чтобы разрушить губительное изваяние.
Отец Августин и святые братья, сопровождавшие его, немедленно направились в сад. Там они столкнулись с садовниками, которые, заметив, что статуя больше не возвышается рядом с ямой, спешили к настоятелю, чтобы доложить ему об этом. Они не осмелились сами выяснять, куда она исчезла, твердо решив, что богиня ожила и бродит где-то в саду.
Воодушевленные своей многочисленностью, собравшиеся монахи приблизились к яме. У ее края они увидели пропавший молот. Рядом валялась дерюга, которой было закрыто изваяние, но нигде не было осколков мрамора, которые они ожидали увидеть. Следы Луи четко отпечатались на краю ямы.
Все это показалось монахам странным и зловещим. Заглянув в яму, они увидели картину, которую могли объяснить лишь кознями Сатаны.
Каким-то образом Венера перевернулась и упала назад в яму. Раздавленное тело брата Луи лежало под ее мраморной грудью. Его лицо превратилось в кровавое месиво, а руки сомкнулись вокруг статуи в отчаянном объятии, и смерть сделала это объятие еще более крепким. Еще страшнее было то, что каменные руки Венеры тоже обнимали мертвого монаха, как будто два неподвижных тела сплелись на ложе страсти!
Ужас, охвативший святых братьев, был безграничен. Некоторые чуть было не убежали с проклятого места, но отец Августин удержал их. Он потребовал принести крест и святую воду, а также лестницу, чтобы спуститься в яму, сказав, что не подобает оставлять тело брата Луи в объятиях мраморного демона. Молот, лежащий рядом с ямой, служил доказательством благочестивых намерений, с которыми Луи шел к статуе, но было очевидно, что он все-таки поддался дьявольским козням. Тем не менее церковь не могла оставить его без достойного погребения.
Когда лестницу принесли, настоятель первым спустился в яму. За ним последовало трое самых отважных братьев. Относительно того, что произошло потом, легенды слегка расходятся во мнениях. Некоторые гласят, что святая вода не возымела никакого действия, другие рассказывают, что, коснувшись мраморного тела Венеры, ее капли превратились в дым, а плоть Луи почернела и распалась, как у полуразложившегося трупа. Но все рассказчики сходятся в том, что три могучих монаха, объединивших свои силы, тщетно пытались разжать мраморные объятия богини и освободить ее добычу.
По приказанию испуганного отца Августина яму поспешно засыпали, а то место, где она находилась, заросло травой и бурьяном вместе со всем заброшенным садом.
Колдунья из Силера
– Простофиля несчастный! Я ни за что не выйду за тебя замуж, – объявила Ансельму Доротея, единственная дочь сира де Флеше, надув вишневые, как спелые ягоды, губки. Ее голос был словно мед, но за его приторной сладостью скрывалось пчелиное жало.
– Не так уж ты и уродлив. И манеры у тебя неплохие. Очень жаль, что у меня нет зеркала, которое могло бы показать тебе, какой ты болван!
– Но почему? – спросил Ансельм, уязвленный и пораженный до глубины души.
– Потому что ты всего лишь безмозглый мечтатель, закопавшийся в книги, точно монах. Ты любишь лишь свои глупые рыцарские романы и легенды. Говорят, что ты даже пишешь стихи. Большая удача, что ты второй сын графа де Фрамбузье, – ибо тебе никогда не стать кем-то большим.
– Но вчера мне казалось, что вы меня чуть-чуть любите, – произнес Ансельм с горечью. – Женщина не видит ничего хорошего в мужчине, которого больше не любит.
– Олух! Осел! – вскричала Доротея, высокомерно тряхнув белокурыми локонами. – Не будь ты таким, как я тебя назвала, ты никогда не напомнил бы мне о вчерашнем. Убирайся вон, идиот, и чтобы я тебя больше не видела!
Ансельм, отшельник, немного вздремнул, беспокойно ворочаясь на узком и жестком ложе. Казалось, от духоты летней ночи его слегка лихорадит.
Естественный пыл юности также подогревал его волнение. Он не хотел думать о женщинах – в особенности об одной из них. Но, даже проведя тринадцать месяцев в полном одиночестве, в самом сердце Аверуанского леса, он все еще не мог выкинуть ее из головы. Насмешки, которыми осыпала его Доротея де Флеше, были жестокими, но еще мучительнее были воспоминания о ее красоте: пухлых губках, округлых руках и тонкой талии, о ее высокой груди и девичьих бедрах, которые не приобрели еще зрелой округлости форм.
Когда ему удавалось задремать, его одолевали многочисленные видения, принося с собой рой других образов, прекрасных, но безымянных.
Юный отшельник поднялся на рассвете, измученный, но не успокоенный. Он решил, что купание в заводи реки Исуаль, скрытой в ивовых и ольховых зарослях, поможет ему освежить голову. Вода, восхитительно прохладная в этот утренний час, успокоит его томление.
Ему защипало глаза, когда из темной хижины он вышел в золотистую утреннюю дымку. Мысли его витали где-то далеко, все еще исполненные волнения. Правильно ли он поступил, удалившись от мира, оставив друзей и семью, став отшельником, и все из-за немилости какой-то девчонки? Он не пытался лгать себе, что стал затворником из-за стремления к святости, которая поддерживала других отшельников в испытаниях. Не усугублял ли он, живя в одиночестве, свой недуг, который надеялся исцелить?
Возможно, пришла к нему запоздалая мысль, он действительно выставил себя бесплодным мечтателем и праздным глупцом, в чем его и обвинила Доротея. Непростительной слабостью было бежать в леса из-за разочарования в любви.
Ансельм брел с потупленным взором, пока не оказался среди зарослей тальника, окаймлявших заводь. Не поднимая глаз, он раздвинул молодые кусты и собрался сбросить с себя одежду, но раздавшийся поблизости плеск воды пробудил его от задумчивости.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
