И Отчаянье было названье ему!
Сенька схватился за голову, изображая отчаяние, замер, окаменел и в трагической позе скорбящего на могилке мраморного ангела закончил свое эффектное выступление.
– Браво! Бис! – закричал Василий Петрович, предварительно взглядом спросив супругу – это все или еще будут кони, люди, Люциферы?
Татьяна Ивановна забила в ладоши. Я тоже поаплодировала и оглянулась на Сашку. Та вняла моей молчаливой просьбе, усовестилась, перестала тихо ржать и вежливо похлопала.
– Ну как? – скорбный ангел отмер и обвел благодарную публику требовательным взглядом. – Что скажете? Только честно: мне нужно выбрать, «Балладу» читать или «Вересковый мед».
– «Мед» мы еще не доучили, – быстро сказала Татьяна Ивановна. – Вот приедете Сенечку в Москву забирать, тогда он вам «Мед» и расскажет.
– Тетя Лена? – племянник посмотрел на меня, побуждая высказаться.
– Ты проявил хороший вкус, это прекрасное стихотворение, молодец, – дипломатично похвалила я разом и Арсения Кузнецова, и Николая Гумилева.
– Деда Вася?
– С чувством читал! С душой! – одобрил простодушный Василий Петрович, вскинул над головой руки и потряс ими. – Сеня чемпион!
– И как хорошо запомнил текст, умничка, даже на трудных словах не сбился! – поспешила высказать свое авторитетное мнение Татьяна Ивановна.
– Мам?
– А? Что? – до Натки дошло, что от нее ждут оценки, и она встала, чтобы расцеловать декламатора. – Ты молодец, я тебя люблю!
– Саш? – Сенька вывернулся из материнских объятий и уставился на двоюродную сестру.
– Эмн… Ну, во‐первых, я несколько иначе вижу поэзию Гумилева, – сказал наш важный мэтр. – Мне кажется, в ней не настолько много буйной экспрессии…
– Чего? Скажи просто, что именно тебе не понравилось, – Сенька нахмурился.
Сашка пожала плечами, перестала важничать и сказала, как просили, просто:
– Чего ты скачешь, как те пять коней? И каждого из них персонально показываешь? Ты клоун в цирке? Или придурковатый стендапер? Встань спокойно, ровно и читай без выкрутасов! Иначе жюри оборжется, как эти кони.
– А про Додырчика им понравилось! – напомнил Сенька.
– И ты хочешь второй раз ту же фишку использовать? Не выйдет, брат!
Они заспорили, неуклонно сближаясь со стиснутыми кулаками. Мудрые старики Татьяна Ивановна и Василий Петрович тут же вмешались, загомонили про чай с вареньем и пироги с яблоками, и дискуссия об искусстве сценической речи не перешла в потасовку. Детей усадили за стол, а мы с Наткой вышли под предлогом необходимости вымыть руки.
На подступах к санузлу я прижала сестрицу к стенке и повторила свой вопрос:
– Что у тебя случилось, почему ты такая кислая?
– Поссорилась с Таганцевым, – призналась сестра.
– Как это у тебя получилось? – удивилась я. – Костя – воплощенное спокойствие и добродушие!
– Равнодушие! И бесчувственность!
– Не наговаривай на хорошего человека. Рассказывай, что у вас случилось, только быстро, пока чай не остыл и пироги не закончились.
– Ему позвонила какая-то баба. Он сказал: «Уже лечу!» – и умчался. А мы, между прочим, как раз любовью заняться собирались, – кратко доложила Натка и всхлипнула.
– Так это, может, какая-то рабочая баба? То есть служебная? В смысле сослуживица или даже начальница?
– Какая разница? – Натка с вызовом вздернула подбородок и не дала пролиться слезинкам. – Он ушел от меня к другой бабе, вот что важно! А когда я позвонила ему и потребовала объяснений, просто сказал: «Нат, мне некогда» – и бросил трубку!
– Так, может, он как раз в засаде лежал?
– С бабой-сослуживицей?!
– Тьфу ты! – расстроилась я. – Ты умудрилась поскандалить с мужиком без причины, поздравляю. На месте Таганцева я бы с тобой разговаривать перестала.
– Он и перестал.
– О? – такого я на самом деле не ожидала. – А ты что?
