Книга Добрая самаритянка - Джон Маррс

Я нацарапала записку на листке бумаги и перебросила ее на стол Санджаю. Даже со своего места я видела, что пуговицы его рубашки туго натянули петли и в проемы между планками выглядывают клочки темных волос.

Вечно некомпетентная Джанин спутала все расписание и поставила в смену слишком много волонтеров, поэтому в офисе было куда больше народу, чем мне было привычно.

«Почему в кабинете Джанин полиция?» – написала я в записке.

«Понятия не имею», – прожестикулировал Санджай. Он брызгался одеколоном с удушливым запахом, однако это почти не помогало замаскировать запах его тела. Я оглянулась на Мэри, тоже сидевшую сегодня на звонках, и подняла брови, но та покачала головой.

Мне полагалось слушать овдовевшую пенсионерку, которая жаловалась на невыносимое одиночество. Но мое внимание было поглощено офицерами в форме, беседовавшими с Джанин.

От их присутствия мне становилось не по себе – не имело ли это какого-либо отношения ко мне? Не заявил ли Стивен на меня в полицию? Неужели инстинкт подвел меня и я слишком далеко – и слишком скоро – зашла в разговоре с ним? Я предполагала, что когда-нибудь такое может случиться. И достаточно будет обвинений со стороны одного-единственного человека, чтобы уничтожить мою репутацию.

«Ты в норме?» – написал мне в ответ Санджай. Я ненавидела общаться текстом, если только этот текст не был на экране телефона. И даже тогда он становился для меня всего лишь терпимым.

«Да, просто шумно!» – написала я и добавила смайлик.

Мне хотелось взять свою сумку и потихоньку смыться. Но нужно было точно знать, относится ли ко мне то, что происходит в кабинете Джанин.

Клиентка начала причитать о том, что двое детей совсем бросили ее, но мой взгляд был прикован к двум молодым полицейским, пившим кофе из кружек и заедавшим его моей выпечкой. Я подалась вперед и вытянула шею, пытаясь разобрать их приглушенный разговор, однако понять что-либо мог лишь чтец по губам.

Я ощутила, как узел у меня в желудке разрастается до размеров арбуза, и быстро воспроизвела в памяти оба своих разговора со Стивеном. Уверена, что не сказала ему напрямую о своей готовности поддержать его суицидальные стремления. Я слишком осторожна, чтобы ляпнуть нечто подобное. Так что если он меня и обвинит, то будет лишь его слово против моего.

Британские законы в 1961 году исключили самоубийство из числа уголовно наказуемых деяний, поэтому попытка лишить себя жизни перестала быть преступлением. Однако поощрять чье-то самоубийство или способствовать ему – это уже другое дело, и долгом полиции было расследование подобных обвинений. Максимальным наказанием за подобное, если вина будет доказана, служило тюремное заключение сроком в четырнадцать лет. Генри ни за что не выживет без меня так долго.

Чем дольше я смотрела на полицейских, тем сильнее моя изначальная паника сменялась гневом. Что я такого неправильного делала? Я только помогала людям, как и было положено в «Больше некуда». Конечно, у меня были свои планы, но я сама поставила ограничение: никаких детей, подростков или умственно неполноценных – все остальные, будучи в здравом уме, могли сами принимать решения… с моей помощью, конечно. Если бы моральный компас нашего общества не барахлил, меня могли бы вознаградить за ту помощь, что я оказывала несчастным. Люди – худшие враги сами себе, когда пытаются продлить жизнь, какой бы жалкой и безнадежной она ни была. И мое дело – спасать их от них же самих.

Однако бессмысленно пытаться объяснить такое Джанин или полиции; они лишь извратят это, чтобы использовать против меня. Социальные работники, воспитатели, врачи… в прошлом все осуждали меня, и все были неправы. Не стану сидеть и смотреть, как история повторяется.

Когда они ушли, я увидела, как Санджай входит в кабинет Джанин, и жалела, что не могу заткнуть клиентку, чтобы последовать за ним немедленно.

– Они нашли наш номер в телефоне у еще одной покойницы, – начал Санджай.

– У кого?

– У молодой матери, умершей от передоза героина.

«А, Шантель».

Я бог весть сколько раз говорила с ней, подводя ее к смерти, но меня невозможно было отследить по ее звонкам. Клиенты доверяли нам, потому что мы защищали их анонимность и не могли проследить номера телефонов. Не существовало прямой линии и дополнительных номеров. На основании кода стационарного номера, с которого был совершен звонок, или GPS-координат мобильника, вызовы, поступающие на федеральную линию «Больше некуда» перенаправлялись в ближайший филиал организации. И отвечал на звонок тот из операторов, кто был сейчас свободен. Если все операторы филиала были заняты, звонок перебрасывался в одно из четырех соседних графств. Полиция, должно быть, предположила, что раз Шантель жила здесь, то мы и принимали ее звонки.

– Сколько смертей уже связали с нами? – спросил Санджай у Джанин.

– Согласно протоколам, – начала та, пролистывая папку с распечатками, – вместе с этим случаем будет двадцать четыре смерти в Нортхэмптоншире за последние пять лет.

Как бы мне ни хотелось, я не могла взять на себя ответственность за все эти случаи.

– Хм-м, тогда получается немного выше среднего уровня, – прикинул Санджай.

Джанин была слишком занята тем, что ее компьютер отказывался принимать пароль.

– Чертова штука! – прорычала она.

– Твои инициалы, твоя фамилия и четырехзначное число, которое ты сама задала, – напомнил ей Санджай. Я запомнила цифры, которые она внесла в список, озаглавленный «Пароли», на своем «Айпэде», прежде чем сунуть его обратно в уродливую оранжевую сумку.

– Не понимаю, чего от нас хочет полиция, – произнесла я. – Они знают, что перед нами не стоит задача отговорить людей или поколебать их уверенность. Мы здесь лишь для того, чтобы слушать.

– Спасибо, Лора, я и без тебя прекрасно знаю, чем мы занимаемся, – чопорно ответила Джанин. – Они расследуют потенциальное дело против наркоторговца, с которым эта женщина состояла в отношениях, и хотят узнать, не говорила ли она о нем кому-либо из нас. Я напомнила им, что все, о чем говорится в разговоре с клиентом, – строго конфиденциальные сведения.

Шантель много раз говорила мне о нем. Если б он постоянно не подрывал ее уверенность в себе и не снабжал героином, наши пути могли бы никогда не пересечься. В благодарность я была обязана молчать.

– Сколько раз она звонила? – спросил Санджай.

– Девятнадцать раз в течение нескольких недель перед смертью, – ответила Джанин и достала из ящика своего стола упаковку бисквитов, на которой виднелись слова «без глютена, без молочных продуктов». – Если она дозвонилась до нашего филиала, кто-нибудь должен был запомнить ее. И они должны знать, что мы не поощряем клиентов вести беседы только с кем-то одним из нас. Другой оператор может предложить иной настрой, который поможет клиенту больше, чем предыдущий.