Но что он здесь делает? И какое отношение имеет ко мне?
Вопросы вопросами, а есть стараюсь быстрее и больше: кто знает, когда в следующий раз покормят и как быстро придётся встать из-за стола. Отец недовольно косится на меня, но приборами я пользуюсь в рамках правил, ругать меня почти не за что.
Гигант ест и пьёт так, словно его тоже могут в любой момент выдернуть из-за стола. Непривычно тихо: вилки с ножами не звенят о посуду, как это бывает в студенческой столовой или кафе, как звякали они у владелицы квартиры, где я снимала комнату. Аристократичная тишина, а в паре сотен метров отсюда плебеи наслаждаются продажной любовью. Куда ты меня притащил, папа?
Покончив с мясом и забрав вновь наполненный шампанским бокал у трясущейся от страха женщины, гигант пересаживается на диван и смотрит на меня. Спиной чувствую, что смотрит. Даже отцу неуютно. Мы одновременно разворачиваемся к гостю или хозяину этого места.
– Итак, малышка, как ощущения? – гигант прищуривает странные глаза.
– Никак. – Прикрываюсь бокалом, из которого не сделала ни глотка, хотя от обилия специй хочется пить. – А что я должна чувствовать?
– Радость, – улыбается гигант. – Радость быть избранной!
Сказала бы я, куда он может свою избранность засунуть, но инстинкт самосохранения мешает. Пожимаю плечом:
– Я ещё не почувствовала себя избранной. Инициация удалась?
– Вполне. – Гигант снова окидывает меня раздевающим взглядом и отпивает шампанского. – Завтра начнутся практические занятия, а сегодня… – Он снова облизывает меня взглядом. – Сегодня познакомишься с делами Ордена поближе. Иди ко мне.
Он постукивает ладонью по месту рядом с собой. Я не двигаюсь. Пошлая улыбка сходит с его чувственных губ, гигант поводит пальцами. Мой бокал, вырвавшись из руки, отлетает в стену, под звон хрусталя меня протаскивает через комнату в объятия гиганта. Воздух из лёгких выбивает от удара о его крепкую грудь. Лапища обхватывает талию. Не могу даже вскрикнуть. Пятиглазое существо разрастается между нами, шипит.
– Ау! – Гигант отдёргивает руку с талии, я вскакиваю: с его пальцев капает кровь.
Существо шипит, клацает зубами трёх ртов, гневно раскачивает глазами на стебельках.
– Выйди вон! – приказывает гигант.
Пулей выскочив на крыльцо, я сразу, ещё не уняв бешено стучащее сердце, сдёргиваю туфли и крадусь назад. Дверь не закрыла, так что сразу вижу и слышу всё.
Гигант поднял отца за горло на полметра от пола. Отец надувает бордовые щёки, хрипит. Чеканный голос гиганта почти тих, но каждое слово – как кинжал:
– …из уважения к прежним заслугам мы готовы тебя поддерживать, но не зарывайся, ты не единственный менталист, любой из них может держать полувестника твоей дочурки на коротком поводке и присматривать за ней. Сегодня вечером она должна явиться ко мне чистая, нарядная и готовая безропотно исполнять приказания.
– Она моя дочь, – хрипит отец. – А не шлюха. Хочешь её – женись.
– Я начальник охраны императорского дворца, я не могу вернуться, женатый непонятно на ком.
– Она моя дочь и не будет…
Гигант встряхивает отца, заставляя умолкнуть, и продолжает со злостью:
– Ты был великим магом, но у тебя остались только ментальные способности, и пока источник не восстановится, – если восстановится! – знай своё место. И дочь твоя тоже пусть знает: она лишь оружие Ордена, и я буду использовать её так, как считаю нужным. Приведёшь её сам. Или это сделает заменивший тебя менталист. Ясно?
Мне ясно, что надо бежать немедленно. И существо на мне – шпион.
Прокравшись к выходу, пулей возвращаюсь в маленький домик. Внутри воняет алкоголем, на полу – капли и брызги крови. В шкафу кто-то скулит.
Мне бы сейчас своими делами заниматься, но я, на ходу натягивая туфли, добираюсь до шкафа и распахиваю дверцы.
Разбудившая меня девушка сидит там, запрокинув голову, прижимая окровавленный платок к носу и размазывая слёзы с кровью по лицу и висящему рядом плащу с меховой подкладкой.
– Что случилось?
– Мунок… – взывает девушка.
– Подробнее.
– Я сканала ему, чтопы не хонил к новыым, а он в днос дал, сказал, со мной у’е неинте’есно, я же десь полгодта ’аботаю, ста’лая…
– Ты тоже, что ли, работаешь… ну… э… с ними всеми как те приехавшие?
Она кивает. Я тяжко вздыхаю. Когда клиент уходит, конечно, плохо, но… не думала, что когда-нибудь столкнусь с такими разборками.
Ладно, не до них. Оставив шкаф открытым, отворачиваюсь.
Возобновляется жалобный скулёж.
Так… надо бы с ней ласково, завоевать доверие, но сейчас для мягких методов времени нет, нужно действовать жёстко. Я направляюсь в комнатку. Под завывания девицы распахиваю сундук и выдёргиваю оттуда платье и нижнее бельё. Стремительно накрываю платьем чёрное существо у себя на плече и сбрасываю его в сундук. Захлопываю крышку. Тяжеленный короб подскакивает – так яростно мечется там глазастик. Но я защёлкиваю крышку на замок и поднимаюсь.
Многие люди инстинктивно подчиняются авторитарному мнению. Так работают приказы в армиях (а не только из-за страха наказания), так людей принуждают следовать чуждым идеям, так можно заставить человека поступать вопреки его воле. Нужно просто стать тем непререкаемым авторитетом, который переключит в голове тумблер с «самоуправления» на «подчинение».
Встав перед раскрытыми дверями шкафа, расправив плечи, спокойно и чётко приказываю:
– Собирайся.
Девушка даже всхлипывать перестаёт.
– Здесь есть лошади? – спрашиваю я.
– Т-та, в стойле.
– Где еда?
Она кивает на пол за моей спиной: там крышка люка. Тут и погреб имеется – просто отлично!
– Собирай вещи, еду, то, что можно продать, – командую я. – Мы уезжаем.
– К-кута?
– В Ревернан, – бросаю первое вспомнившееся название.
Глава 7
Пока рядовые обитатели пещеры задорно пробуют новых жриц любви, а в большом доме, судя по доносящимся звукам, яростно спорят и швыряют мебель, Эза – так зовут мою умывшуюся подопечную – под моим же чутким руководством запихивает в седельные сумки по копчёному окороку, караваю хлеба, куску сыра. Отдельные мешки набивает шкурками – их можно продать. Я обвешиваюсь украшениями из выданной для меня шкатулки и подпихиваю к шкуркам неудобный кружевной подъюбник – наверняка тоже недешёвый. Мы надеваем стащенные у мужчин штаны и рубахи, сапоги. Накинув плащи на меху, выныриваем из задней двери дома. Вслед нам несётся грохот подпрыгивающего сундука с мечущимся в нём глазастиком.
К счастью, седлать лошадей Эза умеет, я помогаю приторочить сумки к сёдлам. А то, что верхом не ездила – так дело наживное, хочешь жить – умей вертеться.
