5
«Согласно последнему опросу общественного мнения национальная демократическая партия Массимо Тальяфери сократила отставание от своих конкурентов. Ходят слухи о ее возможном союзе с Северной лигой».
За утро Жан-Люк перечитывал это сообщение, наверное, раз в двадцатый. Да, для него это была действительно хорошая новость. Северная лига была партией правого толка и, базируясь в Ломбардии, выступала за бо́льшую независимость для Севера. Именно от лиги зависело равновесие сил в парламенте Италии. Союз с Северной лигой значительно повышал шансы Тальяфери на приход к власти. На эту же тенденцию указывали и опросы общественного мнения. Тальяфери очень умело воспользовался вялым ведением кампании со стороны правящей партии, занимающей умеренную антиевропейскую позицию, и левоцентристской коалиции, выступающей яростным адвокатом европеизма. Выход Италии из еврозоны вдруг стал центральной темой всех газет, хотя большинство комментаторов по-прежнему считали это плохой идеей. Политическая борьба не могла не отразиться на итальянском рынке ценных бумаг. Но цены, как ни странно, пока не желали обваливаться.
Для Мартеля это был скверный день. А если по правде, то скверной оказалась и вся неделя. Пережив краткий период падения цены после объявления о том, что Галлотти присоединяется к Тальяфери, рынок государственных облигаций Италии почему-то окреп. Более того, он продолжал укрепляться – пусть медленно и понемногу, но очень упорно. Мартель, умевший хорошо чувствовать состояние рынка, понимал, что имеет дело с устойчивой тенденцией к повышению. Для него это было довольно скверно. Цены каждый день поднимались на четверть пункта. А ведь он работал на понижение. Продавал, продавал и продавал: шортинг есть шортинг.
Его нереализованный убыток на итальянской операции составил уже более пятисот миллионов долларов и продолжал возрастать. Чтобы покрыть дефицит, ему приходилось продавать другие активы.
Он посмотрел на вырезку из «Уолл-стрит джорнал», лежащую на самом верху ближайшей к нему стопки бумаг. «Орел атакует евро из своего гнезда в Скалистых горах», – гласил заголовок. Статья была полна комплиментов в его адрес и сопровождалась его весьма удачным рисованным портретом. Мартелю казалось, что он достаточно убедительно выступил в пользу того, чтобы Италия покинула зону евро, но создавалось впечатление, что с ним никто не согласился.
Мартель долго не выходил на связь с Уолтером Лессером, но тянуть дальше было уже неприлично и в конце концов он направил ему сообщение:
«Уолт, ты получил доклад итальянского профессора-юриста?»
Ответ пришел через пару минут:
«Конечно, получил. Спасибо».
Мартель сделал глубокий вдох и набрал:
«Ты что-то в этой связи предпринимаешь?»
На сей раз ответ последовал немедленно:
«Нет. Он меня не убедил».
Merde![2]Если доклад не убедил Уолтера, то его дружки, контролирующие хеджевые фонды, тоже не верили в успех дела. Мартель вдруг ощутил боль во всем теле. Она началась в области живота, а затем, подобно электрическому току, пробежав по конечностям, сконцентрировалась в пальцах рук и ног. Возможно, Уолтер и его приятели затеяли какую-то свою комбинацию?
Мартель связался с Альберто Мости, своим контактером в миланском «Харрисон бразерс», и спросил:
– Ты не заметил никакой особой активности с ВТР? Помимо нашей, естественно.
– Нет, Жан-Люк. Ничего.
Игнорируя ответ, Мартель продолжил:
– Я спрашиваю потому, что хорошо знаю Уолтера Лессера.
В трубке прозвучал вздох, за которым последовали слова:
– Прости, Жан-Люк. Но ты же знаешь, насколько тщательно блюдут свои секреты ребята из хеджевых фондов. Из всего делают тайну.
– Выслушай меня! – взорвался Мартель. – В эту операцию я через тебя вложил миллиарды евро. И поэтому имею право ждать от тебя информации. Добротной информации.
– Но конфиденциальность работы с клиентами…
– Все это – собачье дерьмо, Альберто! Я твой лучший клиент! – Мартель уже перешел на крик. – И ты будешь относиться ко мне как к своему лучшему клиенту. Как к единственному клиенту. Всегда! Или я перестану иметь с тобой дело. Только так. Каждый раз, когда я услышу, что ты проводишь операцию, я стану выступать против тебя. Буду тебя иметь! Ты все понял? Буду тебя трахать!
– Да, Жан-Люк. Прости, Жан-Люк. Я все понял.
Судя по дрожи в голосе, Альберто был смертельно напуган. Впрочем, так и должно быть.
– О'кей, Альберто. Я рад, что нам удалось все прояснить. Итак, кто еще покупает?
Молчание.
– Альберто!
– Ходит слух, что Банк Италии намерен дать указание некоторым итальянским банкам скупать ВТР. Причем в крупных размерах.
– Когда?
– Завтра. Может быть, послезавтра.
Мартель закрыл глаза.
– Жан-Люк, ты намерен что-нибудь предпринять? Закрыть часть своих позиций?
В ответ Мартель с силой бросил трубку.
Итальянское правительство начало борьбу. И эта борьба разгорится по-настоящему, когда банки приступят к покупке облигаций. Мартель снова почувствовал острую боль в животе, боль, которую он сразу узнал. Она сопровождалась учащенным сердцебиением и спазмом плечевых мышц. Это был страх.
В хорошие дни он думал, что читает рынки словно открытую книгу. В плохие дни ему казалось, что ему просто везет.
Первым крупным успехом фонда «Тетон» была продажа японской иены в 1998 году. Курс иены продолжал расти, но Мартель не прекращал продажи. Он продавал их направо и налево до тех пор, пока не исчерпал свою наличность. Его брокеры потребовали погашения маржи, что означало ежедневные переводы для покрытия убытков. Ровно за два дня до того момента, когда средства должны были исчерпаться и переводить было бы просто нечего, рынок обвалился – как он и хотел. Через месяц он уже казался гением. Возможно, он действительно был им. Но нельзя было исключать и того, что ему просто сопутствовала удача.
Годом позже мощное развитие Интернета снова подняло его на небывалую высоту. Он вышел на рынок акций высоких технологий раньше, чем другие хеджевые фонды, и сорвал хороший куш. Затем, в конце того же 1999-го, он опять решил играть на понижение и принялся продавать. Игра на понижение с акциями Интернета – особенно в то время – оказалась делом весьма расходным. Чтобы продавать акции, приходилось заимствовать из разных источников, что с каждом разом становилось все труднее и труднее. В начале 2000-го стало снова казаться, что ему придется прекратить игру, выкупить акции «Амазонс», «И-бейс» и «Прайслайнс» по ценам гораздо более высоким, чем те, по которым он их продавал, расстаться со своим ранчо и уехать из Вайоминга. Но рынок все же обвалился и фонд «Тетон» снова неплохо нажился.
