Он вошел, когда она снимала с огня тяжелый чайник. Первое время, наблюдая, как Фейт ворочает чугунные котелки и сковородки, Джек с трудом сдерживался, чтобы не броситься к ней на помощь. Но малышка так трогательно гордилась тем, что справляется с хозяйственными заботами самостоятельно, что он не посмел вмешаться. За прошедший месяц тоскливое выражение почти исчезло из ее глаз, но радостный блеск в них так и не появился. Он мог поздравить себя только с тем, что она немного окрепла и уже не казалась такой бледной.
Вспомнив о причинах, заставивших его остаться дома, Джек усмехнулся и стянул с рук перчатки.
— Как насчет того, чтобы прогуляться нынче вечером?
Полагая, что ослышалась, Фейт поставила чайник и бросила на него любопытный взгляд.
— Прогуляться?
Джек налил себе эля из небольшого бочонка, который привез на прошлой неделе.
— Ну да. Ты целый месяц, если не больше, не видела ничего, кроме моей жалкой физиономии. Вот я и подумал, может, ты хочешь выбраться на люди, хотя не могу обещать тебе ничего, кроме таких же уродливых рож.
Фейт в замешательстве смотрела на него.
— Но куда мы пойдем? Мне казалось, что у вас нет соседей. Я думала… — Она замялась. Почему-то ей казалось, что разбойники предпочитают прятаться от людей. Как глупо с ее стороны! Должен же он где-то брать продукты и вещи, которые приносит домой. Ясно, что с какими-то людьми он просто вынужден общаться.
Джек понял, что она хотела сказать, и объяснил:
— Здесь неподалеку, на пересечении дорог, есть гостиница. Признаться, это не самое подходящее место для юной леди, но сейчас праздник, а ты вынуждена проводить его в моей компании. Там останавливаются кареты, направляющиеся в Лондон, и, если повезет, может собраться интересная публика.
Уголки губ Фейт слегка приподнялись. Идея показалась заманчивой, но, прежде чем поддаться искушению, она спросила:
— А разве здесь нет церкви? Рождество полагается встретить в святом месте.
Джек подавил приступ раздражения. Чего еще ждать от ребенка? Таверны привлекают таких прожженных типов, как он, и маленькие девочки наверняка даже не слышали о подобных заведениях.
— Только не в этой глуши, малышка, — терпеливо сказал он. — И потом я не уверен, что церковь примет меня с распростертыми объятиями.
К ее удивлению, при этих словах в глазах Джека мелькнула боль, и Фейт поспешила развеять его сомнения.
— По-моему, если Иисус принял Марию Магдалину, то примет и вас. Вы когда-нибудь были на собраниях Уэсли?
Застигнутый врасплох, Джек не сдержал усмешки.
— Марию Магдалину? Мне следовало бы перекинуть тебя через колено и хорошенько отшлепать за дерзость. Отрежь мне хлеба, пока я не умер с голоду. — Он пододвинул к столу бочонок и уселся. — Уэсли я никогда не слышал, зато видел его последователей. На мой взгляд, это сборище припадочных и нытиков.
— Что плохого в том, чтобы открыто выражать свою радость от общения с Господом? — спокойно возразила Фейт. — Уэсли просто пытается сделать то, с чем не справилась церковь. Что толку произносить заумные проповеди перед людьми, которые даже не умеют читать? Нужно упорядочить их жизнь, указать путь к спасению, а не морочить им головы тонкостями разногласий между святыми апостолами.
Джек, слушая ее, не выказал своего удивления. В общем-то, он знал, что многие последователи Уэсли, как и сам проповедник, принадлежат к образованному дворянству. Просто ему в голову не пришло, что эта на редкость воспитанная девочка, с грамотной речью и хорошими манерами, имеет какое-либо отношение к секте, вызывавшей народные волнения по всей Англии.
— Может, ты и права, малышка. Лично я не принадлежу к англиканской церкви, однако не думаю, что бунты являются проявлением Божьей воли. — Лицо девочки внезапно побледнело, и Джек ощутил ее боль, как свою собственную. Что особенного он сказал, чтобы вызвать у нее такую реакцию?
Фейт взяла вилку и уставилась в свою тарелку.
— Пожалуй, мне лучше остаться здесь и молиться. Идите без меня. Я не хочу вас обременять.
Это было совсем не то, что он хотел услышать. Протянув руку, Джек приподнял ее подбородок и заглянул в полные слез глаза.
— В чем дело, малышка? Я не интересовался твоим прошлым, а ты не спрашивала о моем. В таких местах, как это, чем меньше знаешь, тем лучше. Но нам предстоит провести под одной крышей всю зиму, и я не хочу смотреть, как ты прозябаешь в унынии. Тебе нужно встряхнуться, чтобы не превратиться раньше времени в старую каргу. Что тебя останавливает?
Что? Гостиница, где она будет есть, пить и глазеть по сторонам. Где нечего делать, кроме как предаваться грешным занятиям. Хотя вряд ли Джек поведет ребенка, за которого он ее принимает, в обитель порока. На одно краткое мгновение он заставил ее забыть о смерти отца, но это не может продолжаться вечно.
Фейт тряхнула головой.
— Грешно развлекаться после смерти родителя, — только и могла она сказать.
Религия Джека учила тому же, но он давно наплевал на многие запреты, не говоря уже о том, чтобы мириться с законами, позволявшими грабить бедных и одаривать богатых.
— Собирайся, — скомандовал он. — Я потерял не только отца с матерью, но и брата с сестрой, однако не собираюсь изображать из себя покойника только потому, что они умерли.
Фейт изумленно уставилась на него и, увидев застарелую тоску в переменчивых глазах Джека, ощутила их общую боль. Это было непривычное чувство — разделить с другим человеком то, что она хранила в своем сердце. Между ними словно протянулась незримая нить, не менее осязаемая, чем прикосновение его сильных пальцев, погладивших ее по щеке. Сморгнув с ресниц слезы, Фейт кивнула.
Джек расслабился и положил руку на стол.
— Может, расскажешь о своем отце?
— Если вы расскажете о своем.
И его глазах вспыхнула настороженность и тут же исчезла, стертая улыбкой. Какая все-таки странная штука — это взаимное доверие. Странная… и чудесная.
— Ладно, закажем по кружке эля и поплачемся друг другу в жилетку, если тебе так хочется.
Лукавый изгиб его выразительных губ обещал что угодно, только не слезы, и Фейт почувствовала, что ее настроение поднимается в предвкушении чего-то необычного.
«Надо быть безумной, чтобы увлечься таким мошенником, как Джек», — думала Фейт спустя несколько часов, видя в душной таверне. Она все еще злилась, что он представил ее как свою племянницу, но смех, вызванный этим заявлением, заставил ее придержать язык. Было очевидно, что Черный Джек, как его здесь называли, пользуется популярностью у завсегдатаев. Фейт не представляла, что они думают о ней. Купленное Джеком платье с квадратным вырезом и косынкой прикрывало ее со всей возможной скромностью. Ничто не указывало на тот факт, что она уже не ребенок. По настоянию Джека она заколола волосы на макушке и убрала их под кружевной лоскуток, который он именовал чепчиком, но не питала иллюзий, что все эти ухищрения сделали ее старше. Даже сейчас вокруг них крутились дети выше ее ростом.
